Андрей засопел. С чувством юмора у него было средненько. Правда, имелись две коронные шутки: одна для женской компании, одна для сугубо мужской, но к данному случаю ни одна из них не подходила. Что касается Розы Люксембург, то Андрей на всякий случай запомнил это имя, собираясь при случае узнать, из какого она форта.

Долбушин обошел елку вокруг. Наклонился и поднял простреленную из шнеппера пенопластовую Снегурочку. Прострелила ее на прошлый Новый год дочка Долбушина Аня. Она всегда любила Снегурочку меньше, чем Дедушку Мороза.

– Где ты ее взял? В ЕЕ КОМНАТЕ? – мрачно спросил Долбушин Андрея.

Телохранитель смутился.

– Там лежали все елочные игрушки! Вот я и подумал… – пробормотал он, из осторожности не произнося имени. Реакцию шефа на имя «Аня» невозможно было предугадать. Долбушин мог погрустнеть и, плеснув себе коньяка, отправиться в комнату смотреть фотографии, а мог прошибить зонтом дверь. Причем второй вариант вероятнее.

Долбушин заиграл желваками.

– А вот думать не надо! Все немедленно убрать! Палку с колючками – на помойку! – приказал Долбушин и, повернувшись, вышел.

– И это называется праздник! – проворчал Андрей. Ему хотелось запереться, шить одежду для куколок и смотреть боксерский матч, знакомый в мельчайших деталях. Настроение было скверное.

Его шеф – один из успешнейших людей планеты. Немало богачей немедленно отложат все дела и прилетят с другого конца света ради пятиминутной встречи с ним. А живут они скучно, серо, тухло. Не живут, а существуют. Никуда не ходят, у себя никого не принимают, кроме нескольких сомнительных личностей, которые выглядят так, что в любом ресторане их попросили бы заплатить вперед.

Порой Андрею хотелось все бросить и наняться сторожить чебуречную. Там хоть и платят меньше, зато жизнь кипит. Кто-то дебоширит, и его выкидывают за дверь, кто-то открывает глазом бутылку. Хоть бы берсерки Тилля, что ли, снова напали! Тут уж все понятно: вот враг, а вот ты. И один из вас лишний на этом концерте для тренькающих арбалетов.

Долбушин, как томящийся хищник, дважды прошелся по коридору и решительно толкнул зонтом одну из дверей. Он оказался в небольшой проходной комнате. Перед дверью на узком кожаном диванчике сидел пахнущий одеколоном Тлен.

В светлом пиджачке, в блестящих ботинках с узким носком, милый, застенчиво улыбающийся. Рядом стояла тарелочка с печеньками и лежал томик Мопассана с кокетливой розовой закладкой. На щеке у Тлена красовался свежий пластырь. Идеальный сотрудник самого лучшего в мире начальника.

– Ну что? – спросил Долбушин, не скрывая своего раздражения.

– Пока пусто! – поспешно ответил Тлен. – Никаких особенных мыслей. Особенно по интересующему нас поводу.

– А у сиделки?

Тлен смущенно осклабился:

– О! У нее мыслей предостаточно! И все они… э-э… Не стоило вам брать сиделку по рекомендации Тилля!

Долбушин молча распахнул внутреннюю дверь. На кровати сидела исхудавшая девушка в мужской пижаме, которая была ей велика – пижама принадлежала самому Долбушину, – и смотрела в окно. Рядом на стуле помещалась коротконогая мощная женщина с лицом барбоса. Увидев главу финансового форта, она рывком встала и вытянулась.

– Как она? – не скрывая неприязни, спросил Долбушин.

– В четырнадцать ноль-ноль был обед! – резким голосом доложила сиделка.

– Я не сомневаюсь, что у вас был обед. И что он до сих пор не прекращается, – Долбушин неприязненно втянул ноздрями колбасный запах. – Она ела что-нибудь?

– Так точно! – глаза сиделки таращились не моргая, как две пуговицы.

Долбушин подошел к девушке и остановился рядом. Она все так же смотрела в окно. Тогда он ладонями повернул к себе ее голову. Девушка повиновалась.

– Здравствуй, Эля! – сказал Долбушин.

Девушка не ответила. Взгляд ее не изменился. Эля больше не умирала, но ничему не радовалась. Была как растение. Часами могла смотреть в одну точку. Кормить ее надо было с ложки, и то она часто не глотала. Эля все забыла, потеряла все навыки, разучилась говорить.

Долбушин буравил Элю таким же взглядом, как до этого елку. Первоначально он забрал ее из больницы потому, что не доверял Белдо и Тиллю. Хотел держать руку на пульсе.

То, что Эля очнулась, начала сама дышать, и они смогли отказаться от системы, стало для Долбушина полной неожиданностью. Впрочем, аппарат до сих пор стоял в углу. Мало ли. Если раньше за девчонкой приглядывал один Тлен, то теперь Тилль подсунул свою сиделку. Долбушин принял ее, понимая, что подозрительный мясник не уймется. Не пусти ее, и вокруг дома толпами начнут шастать сантехники в золотых часах, с томагавками в замызганных сумках, а в телефоне все будет стрелять и попискивать.

– Ты меня слышишь? Эй! – повторил Долбушин.

Слышит она или нет, определить невозможно – хотя на громкие и резкие звуки Эля реагировала. На главу форта смотрели пустые глаза, в которых он видел только свое раздраженное длинное лицо.

Долбушин хотел уйти, но внезапно девушка скривилась от боли, схватившись за щеку, до которой он случайно дотронулся. У нее на щеке глава форта заметил расплывшееся фиолетовое пятно и гневно повернулся к сиделке:

– Это еще откуда?

– С кровати упала! Это она сейчас спокойная, а то вертится как юла, – без смущения отозвалась та.

Долбушин недоверчиво прищурился. Засучив Эле широкие рукава пижамы, он внимательно оглядел ее руки. На правой, чуть ниже заклеенного пластырем следа от капельницы, он обнаружил синие следы пальцев.

– Это тоже с кровати? – спросил он у сиделки и вдруг без предупреждения вскинул к волосам правую руку. Эля отшатнулась. Зрачки у нее расширились от ужаса. Она определенно знала, что следует за замахом.

Долбушин поднял зонт и, его изгибом зацепив сиделку за шею, притянул к себе.

– Вы ее бьете! – спокойно произнес он.

– Никого я не бью! Отпустите меня! – крикнула сиделка испуганно.

– Вы ее бьете! – повторил Долбушин. – Признайтесь, и я вас отпущу!

Бульдожье лицо сиделки побагровело. Глаза налились кровью. Зонт причинял ей боль.

– А как тут сдержишься? Она ничего не соображает! Кормишь, а она кусается! Только переодела ее, а она вся изгваздалась… – злым голосом крикнула сиделка.

Долбушин спокойно убрал зонт.

– Это я и желал услышать! На сборы у вас пять минут. Через шесть минут мой телохранитель вас застрелит.

– Но Ингвар Бориславич приказал…

– С вашим хозяином я разберусь сам. Вам же в разговоре с ним не советую сильно искажать факты. И вообще лучше не попадайтесь ему на глаза… Ингвар не бьет женщин, он их убивает. Поспешите! Минута уже прошла!

Долбушин отвернулся. Негодующе бормоча, сиделка торопливо хватала вещи. Долбушин лично проводил ее до дверей. Когда он вернулся, Тлен вертелся возле девушки, жадно приглядываясь к ее лицу.