Внезапно ею овладел жуткий страх. Она не разглядела его лица и даже приблизительно не могла догадаться, кто он, и тем не менее дрожала как осиновый лист от холода и от объявшего ее ужаса.

Огонь в очаге догорал, и в комнате становилось все темнее. Ронвен уже с трудом видела их. Они все еще стояли, обвив друг друга руками, прижавшись друг к другу, как будто желая оттянуть момент, когда они улягутся на ложе, чтобы удовлетворить, наконец, свою страсть. У Ронвен пересохло во рту и застыли ноги – так холодно стало в комнате. Она с тоской смотрела на огонь, и, словно угадав ее желание, с кучки дров сорвалось полено и, ярко вспыхнув, осветило янтарным светом всю спальню. Глянув туда, где они стояли, Ронвен увидела его лицо.

На миг ей перехватило дыхание – так велик был ужас, охвативший ее; она попятилась, забыв о том, что ее руки крепко сжимали края занавесей, и, невольно потянув их на себя, запуталась в них ногами и с воплем рухнула на пол. Занавеси раздвинулись. Старуха барахталась в складках тяжелой ткани рядом с сиденьями на подоконнике, закрывая голову руками.

Голос Элейн звенел от гнева:

– Что ты там делаешь? Вставай!

Ронвен поднялась на ноги, полными ужаса глазами оглядывая комнату. Но короля уже не было. Он исчез. Элейн стояла перед ней одна. Она уже успела накинуть на себя ночную рубашку; лицо ее было бледно от гнева. Ронвен заметила, как поблескивает феникс у нее между грудей.

– Ты долго здесь была?

Старуху так трясло, что она еле держалась на ногах.

– Я спала. Должно быть, я заснула, пока ждала тебя… – От всего увиденного ее мысли путались и речь сбивалась, когда она пыталась оправдываться перед своей воспитанницей. – Прости меня, милая моя, должно быть, я упала с сиденья на подоконнике. Так глупо получилось. – Она валялась в ногах у Элейн, слезы градом катились по ее лицу. Старуха умоляюще протянула к Элейн руки, и та взяла их в свои. Ее лицо смягчилось.

– Ты все время спала? – спросила она как будто с облегчением.

Ронвен, как безумная, закивала головой, стараясь не смотреть Элейн в глаза.

– Я спала, и мне снилось, что я слышу музыку, а потом проснулась и гляжу – я на полу. Прости, я, должно быть, ужасно напугала тебя; она всеми силами старалась собраться, взять себя в руки. Ронвен теперь знала, что Элейн посетил король, но представить себе, что он мог, как живой мужчина, держать ее в объятиях… Это было потрясением для старухи. «Значит, он остался мужчиной и может еще любить, как живой», – в смятении думала она. Кряхтя, она доковыляла до очага.

– В комнате ледяной холод, сокровище мое, – дрожащим голосом пожаловалась она.

– Потому что сейчас полночь, – ласково ответила ей Элейн. – Я провожу тебя в твою комнату и помогу лечь в постель. – Наклонившись, она подбросила дров в очаг. Огонь ярко разгорелся. Тогда Элейн зажгла от него свечу, и комната вдруг вся осветилась, не оставляя темных уголков даже за пологом кровати. Тени исчезли.

I

Прошло три ночи, и Александр вернулся. Ронвен продолжала следить за своей госпожой, при каждом удобном случае подкарауливала ее и потому сразу поняла, что он снова с Элейн. Притаившись под стеной замка, в тени, она наблюдала, как Элейн медлительной, ленивой походкой женщины, отведавшей любовной услады, с затуманенными глазами пересекла двор, направляясь в конюшню.

Тогда, решительно стиснув зубы, Ронвен поспешила вверх по винтовой лестнице к ней в спальню. Как она и ожидала, там никого не было. Проскользнув в дверь, старуха захлопнула ее и задвинула засов. Огонь в очаге ярко горел, разведенный на весь день. Ставни были открыты, и занавеси раздвинуты. Шел дождь, и в комнату сочился тусклый свет. Он падал косой полоской на пол и на тяжелые занавеси полога над кроватью.

Ронвен посмотрела в ту сторону, где она видела в тени полога высокую мужскую фигуру, и заставила себя приблизиться к ложу. Оно было аккуратно убрано служанками, которые каждое утро расправляли простыни и покрывала, умело орудуя длинными палками, – только с их помощью можно было добраться до середины высоченной, необъятной кровати. Сверху на постель было наброшено небольшое, богато расшитое покрывало. Но друга Элейн, того самого, что посетил ее в ту незабываемую ночь, в комнате не было.

– Ты здесь? – громко, с запинкой выговорила она не совсем уверенным голосом. Потом помолчала, немного пугаясь, но все же с некоторым облегчением. Сама не понимая того, она надеялась, что в комнате никого нет. – Ты где? – Она снова помолчала, оглядываясь по сторонам. – Слушай, я на твоей стороне. Я знаю, как сильно ты ее любил. Я всегда это знала. Она еще может родить тебе ребенка. – Старуха медленно опустилась на колени. – Я помогу тебе. Я исполню все, что ты хочешь. Эинион Гвеледидд не обманывал, верно ведь? Он был прав во всем. Элейн принадлежит тебе. Она понесет от тебя ребенка. Твой сын умрет, не произведя на свет наследника, и тогда тебе нужна будет Элейн, мое сокровище. И она родит тебе сына, а я буду растить его и заботиться о нем. Я воспитываю всех детей Элейн, как своих собственных. Если бы я тогда была при вас, малютки, что родились у нее, не умерли бы.

Дневной свет тонкой белесой полоской лежал на полу. Дрова в очаге дымили. В спальне никого не было.

– Послушай меня! – закричала она. – Послушай, прошу тебя!

Ронвен с трудом поднялась с колен и кинулась к ларцу с драгоценностями, стоявшему на столе. Подняв крышку, она стала рыться в украшениях Элейн. Руки ее мерзли, скрюченные ревматизмом пальцы не слушались. Наконец, подвеска с фениксом была найдена. Старуха с победным воплем схватила ее и, повернувшись к ложу, заговорила:

– Видишь, он у меня, феникс. Так она вызывает тебя, да? И тогда ты приходишь к ней. Это ваш талисман. Элейн не известно, что я про него знаю. Думает, я глупая старуха. А я вовсе не глупая. – В ее глазах засверкали хитрые искорки. – Я все вижу. И жду. Я ваша покорная слуга, мой милостивый лорд. – У нее замирало сердце, было трудно дышать: там, у стены, у толстых колонок, поддерживающих полог над ложем, как будто шевельнулось что-то… Кряхтя, она упала на колени, продолжая говорить: – Я все буду делать, что ты захочешь. Ради тебя я убью графа. – Она заговорила тише, как будто хотела, чтобы то, что она скажет, осталось тайной между нею и призраком. – Я знаю такие яды, которые никому не ведомы, и никто даже не догадается, отчего он умер; я пользовалась ими раньше, и все ради нее. Она ничего не поймет, но зато станет свободна. Она будет твоей, навсегда. – Ронвен поглядела на золотого, расписанного эмалью феникса, которого держала в руке, и даже с некоторым кокетством произнесла: – Моя прелестная птичка! Ты ведь поможешь нам, да? Ты должна сделать так, чтобы король и его любимая соединились навсегда. – Умильно склонив набок голову, старуха быстро залепетала: – А теперь я должна положить тебя на место. Не надо, чтобы кто-нибудь узнал наш секрет, так ведь? Об этом будем знать только мы: ты, я, король и моя милая, любимая госпожа. Хорошо? – И она неуклюже поднялась с колен.