Дэвид Эллиотт прибыл во Вьетнам «с уверенностью в том, что мы делаем правильные вещи. Но вскоре я пришел к выводу, что, вместо того чтобы поддерживать переворот, нам следовало взглянуть в лицо тому факту, что у нас и нашего союзника — разные цели. И уйти из страны»[288]. Как написал один работавший во Вьетнаме австралиец, «чего американцы не поняли, так это того, что они не смогут навязать Южному Вьетнаму свою „демократию“. Любое правительство, которое пользуется поддержкой США, обречено на провал»[289]. Протеже Эда Лансдейла, сотрудник ЦРУ Руфус Филлипс, вспоминал свою реакцию, когда узнал об убийстве Зьема: «Мне хотелось рыдать от отчаяния… Это было безумное решение, и, видит Бог, мы заплатили за него, и они заплатили — все заплатили»[290]. Бывший посол в Сайгоне Фредерик Нолтинг уволился из Госдепартамента в знак протеста.

22 ноября 1963 г. в Далласе в возрасте 46 лет был застрелен президент США Джон Фицджеральд Кеннеди. В то время как народ оплакивал своего президента, узкий круг посвященных в тайну того, что произошло в Сайгоне меньше трех недель назад, был шокирован зловещими параллелями. Преемником Кеннеди стал его вице-президент, человек выдающихся политических талантов, которые, впрочем, впоследствии будут забыты, поскольку Линдон Джонсон до конца своих дней будет окутан трагическим саваном войны во Вьетнаме. За пределами США мало кто знал, что представляет собой новый американский лидер. Лондонская The Times с нескрываемым скептицизмом заметила: «На мировой арене он почти неизвестен»[291]. Артур Шлезингер пренебрежительно написал: «Его познания [в международных делах] оставляют желать лучшего, и он, по всей видимости, не стремится их обогатить, к примеру общаясь с иностранными визитерами»[292].

Реки чернил потрачены на рассуждения о том, какой бы курс Кеннеди мог избрать во Вьетнаме, если бы не техасские пули. Уильям Колби из ЦРУ считал, что в конце концов президент осознал бы необходимость надежной политической стратегии как предварительного условия перед любой отправкой войск в Южный Вьетнам. Секретарь Белого дома Кеннет О’Доннелл позже утверждал, что однажды слышал, как Кеннеди сказал, что для США было бы идеальным сценарием, если бы сайгонский режим сам попросил американцев уйти. Некоторые убеждены, что он сохранил бы ограниченное вмешательство, но без отправки полумиллиона военнослужащих. Роберт Макнамара утверждал, что после победы на президентских выборах 1964 г. Кеннеди ушел бы из Вьетнама. Однако биограф министра обороны отмечает, что тот высказал эту точку зрения только много лет спустя[293].

Все свидетельствует о том, что в тот период над мышлением президента в значительной степени довлели требования предстоящей предвыборной кампании. Предыдущей весной он признался сенатору Майку Мэнсфилду, что склоняется к уходу из Вьетнама, но не может этого сделать до дня голосования. 22 ноября в своей речи в Выставочном центре Далласа Кеннеди должен был сказать: «Мы, наше поколение, живущее в этой стране, стоим на страже свободы… Помогать… другим народам может быть трудным, рискованным и дорогостоящим делом; сегодня в Юго-Восточной Азии мы сталкиваемся именно с этим. Но мы не устали от этой миссии». Дж. К. Гэлбрейт вспоминал: «Я слышал, как он [Кеннеди] не раз говорил… „можно сделать массу уступок коммунистам в любом отдельно взятом году и выжить политически“»[294].

Нынешний ореол мученика, окружающий Кеннеди, затмевает тот факт, что в середине ноября 1963 г. авторитет президента на международной арене был удручающе низким. 12 ноября, за десять дней до Далласа, лондонская The Times написала о «параличе», охватившем правительство США, «всеобщем разочаровании» его решениями и действиями, которые привели к впечатляющим провалам американской политики на нескольких континентах. «По каким-то причинам американская администрация становится все более бессильной в своих попытках повлиять на события внутри страны и за рубежом». Маловероятно, чтобы до ноября 1964 г. Кеннеди осмелился предпринять какие-либо шаги, которые дали бы повод противникам обвинить его в слабости. После переизбрания, кто знает, возможно, ему бы хватило морального мужества, которого не хватило Линдону Джонсону, признать вьетнамский проект неудачным и прекратить его — но об этом нам остается только гадать.

Политика Кеннеди во Вьетнаме страдала от того же фундаментального недостатка, который подрывал политику всех остальных американских президентов в период между 1945 и 1975 гг.: она была основана на требованиях внутренней политики США, а не на реалистичной оценке интересов и чаяний вьетнамского народа. Кеннеди был достаточно умным и дальновидным политиком — возьмите его ранний скептицизм по поводу присутствия французов и американцев в Индокитае, — чтобы понимать, насколько малы шансы на достижение там военной победы. Тем не менее в условиях холодной войны, которая на тот момент достигла ледяной стадии, Кеннеди и его администрация, вероятно, считали, что политические издержки продолжающегося присутствия в Южном Вьетнаме будут гораздо ниже, чем в том случае, если Америка признает свое поражение и уйдет, оставив страну в руках коммунистов. Ни президент, ни министр обороны Макнамара так и не осознали в полной мере тех потенциальных рисков, которые представлял Вьетнам для их страны.

К концу 1963 г. сайгонское правительство не контролировало целый ряд районов в дельте Меконга, которые коммунисты называли «Зонами 20/7» — в честь даты подписания Женевских соглашений 1954 г. В неразберихе, наступившей после убийства Зьема, красные пятна стремительно расползались по карте Южного Вьетнама. Боевой дух ВСРВ рухнул донельзя; даже так называемые элитные подразделения больше не горели желанием вступать в схватки с врагом. Программа стратегических поселений рухнула. Неожиданно для самих себя южновьетнамские коммунисты оказались хозяевами на обширных территориях страны. Среди американцев был популярен анекдот о том, как посол Лодж посоветовал генералу Миню выступить с успокаивающим и воодушевляющим телевизионным обращением к народу, как это сделал Линдон Джонсон после убийства Кеннеди. На что Большой Минь ему ответил: «У нас в стране нет телевизоров»[295].

22 ноября в Ханое состоялось кризисное заседание Центрального комитета партии, чтобы разработать программу действий в связи с падением режима Зьема. По неподтвержденным слухам, Хо Ши Мин предложил умерить активность на Юге, но ястребы категорически выступили против, и тот в смятении или гневе покинул зал заседаний. Такой жест был нехарактерен для Хо Ши Мина, хотя месяц спустя он сообщил советскому послу, что собирается уйти из политики. По всей видимости, именно это заседание ознаменовало собой конец реального влияния Хо на политику Ханоя, хотя и не его статуса лидера страны в глазах всего мира, и утвердило в качестве главной силы в Политбюро Ле Зуана в паре с его влиятельным сторонником Ле Дык Тхо. У Ле Зуана было важное преимущество перед противниками в собственной стране и США: он был единственным ключевым игроком, у которого имелась четкая и непоколебимая цель — создать единый коммунистический Вьетнам по сталинской модели. Здесь стоит отметить, что в середине 1960-х гг., когда до краха СССР оставалось меньше 30 лет, он так и не проявил ни проблеска понимания эпохального провала его экономической модели.