возможность огню распространиться!

Придавленный стальным бортом пароход-портовик первым забурлил, погружаясь в воду, а «Асахи»… Израненный броненосец, тяжело валясь на бок, вдруг настолько неожиданно быстро опрокинулся, что на его оголённом борту не появилось ни одной спасавшейся фигурки!

Малая глубина не дала броненосцу окончательно перевернуться, так и оставив его лежать практически на боку, обнажая в отливы часть обросшего ракушкой днища.

* * *

«Сикисима» умирал без свидетелей. Тяжело и мучительно.

Всё началось (мы помним) с минной левобортной пробоины, и каждое последующее событие, что происходило с кораблём, ложилось новым звеном в цепь последовательностей, ведущих к его гибели.

Попадания в артиллерийском бою по несчастливой случайности или в силу закономерности маневрирования приходились на уже пострадавший левый борт. Крупнокалиберные снаряды если и не пробивали пояс, то взрываясь, жутко сотрясали корабль, вдавливая бронеплиты, проминая деревянную прокладку под стальными листами, расшатывая, срывая с заклёпок.

Один двенадцатидюймовый, попав прямиком в заделанную ранее дыру, оставленную самодвижущейся миной, силой взрыва сметая все установленные щиты, распорки, подкреплённые перегородки, свёл на «нет» всю ранее проделанную работу.

Но и с этим справились! Частично! Сумев вернуться в кильватер, покидая с эскадрой поле боя.

Курс, которым эскадра возвращалась в метрополию, неизменно держал обречённый корабль покалеченным левым бортом к волне. А та с истинно природным равнодушием и неистовостью накатывала, била… мягко и мощно… с каждым разом внося новые незаметные, но неумолимые разрушения.

И ни командир, ни офицеры аварийных партий не подозревали, на какой тонкой грани держится судно.

Противоминная тревога внесла ещё одну злую лепту в трагедию корабля и экипажа. На одной из смен галсов сигнальная вахта прозевала флажное репетование исполнительного сигнала на впередиидущем мателоте. «Сикисима» продолжал катить к норду, что, кстати, было более щадящим курсом – принимая волну на правую скулу. Но вскоре выяснилось, что корабль остался один. Передающая часть беспроводной станции радиотелеграфа вышла из строя ещё в начале боя – слышали, как их вызывают, но ответить не могли!

В условиях потери отряда и утраты связи с флагманом командир броненосца, как положено, повернул на ост к берегам Японии. Снова подставляясь волнам.

И ситуация продолжала усугубляться.

Водоотливные устройства работали на пределе, как и на пределе работала команда, готовая ладонями вычерпывать из корабля жестокое море. Особенно когда коротили динамо-машины и отказывали помпы.

В бортовых коридорах – коффердамах (некогда там был уголь, но корабль уже подъел основные запасы, выбрав и эти) – свободно гуляла вода, просачиваясь через расшатанные переборки, растекаясь по всей длине судна, находя себе пути-лазейки палубами выше.

Агония продолжалась не один час!

На продольных размахах качки вскоре стали показываться винты и рули – корабль начинал рыскать в потере управления и хода. Вскоре эти «качели», всякий раз глубже окунающие нос, привели к тому, что винты уже едва касались волн, бессильно взбивая белопенный гоголь-моголь, бесполезными и нелепыми лопухами лопастей вращаясь в воздухе.

В какой-то момент неуправляемый, обездвиженный корабль стал лагом к волне, всё тем же несчастным левым бортом и… это был конец!

Размахи пошли бортовой качкой, оголяя тёмно-красное зловещее брюхо. Одна за другой стали сдавать переборки, окончательно замкнуло цепи – остановились помпы.

Стало очевидно, что корабль тонет.

Командир приказал экипажу спасаться, кто как может, иначе – по способности.

Люди посыпались с палуб в холодную воду, цепляясь инстинктами за жизнь и за обломки. Кто-то остался внизу, будучи запертыми в трюмах за стальными переборками.

Уцелевших шлюпок к тому моменту на судне осталось немного – пара гребных катеров, тридцатифутовая гичка и паровой барказ.

Катера, имевшие осколочные пробоины, сразу набрали воды по самые уключины. Опрокинулась перегруженная гичка, и только паровой барказ с частью офицеров и портретом императора оставался на плаву.

С него, отплыв на безопасное расстояние, ещё могли наблюдать гибель корабля.

Принятые тонны забортной воды тянули броненосец вниз с дифферентом на нос и уж потом с креном на левый борт.

Не все покинули корабль, и одним из них был командир. Будто желая отсрочить момент, он, карабкаясь по наклонной палубе на ют, забрался к самой оконечности. Сжимая в руке фамильный меч, едва удерживая равновесие, он будто колебался, примеряясь к ритуалу. А рядом никого не оказалось, чтобы помочь.

Море уже было совсем близко, подступая… и сверху не переставая лилось проливным.

Им оставалось жить – минуты! Кораблю и человеку! «Сикисима» медленно запрокидывал корму, погрузившись уже за мидель, ухая, пузырясь пеной, выбрасывая гейзеры фонтанов, будто сердитый кит, начиная проваливаться всё быстрей, уходя экспрессом… И только одинокая фигурка на самом верху, вцепившись в кормовой флагшток, вскинув сверкнувший клинок в последнем фанатичном отчаянии, выкрикнув уже в водоворотах…

Что?

«Банзай», видимо![38]

* * *

Пропавший броненосец японцы искали долго, посылая шхуны, юркие миноносцы, вспомогательные суда, в том числе и к островам корейского архипелага, питая последнюю надежду, что «Сикисима» мог где-то выброситься на берег. Лишь спустя четыре месяца местные рыбаки нашли на одном из островов Гота обломки барказа. Надписи на его бортовых частях кое-что прояснили. О находке были информированы военные моряки, произведены новые поиски, в основном силами тех же местных рыбаков. Но ни одного спасшегося, ни каких-либо иных останков так и не обнаружили.

Японское командование предприняло все меры, чтобы скрыть гибель броненосца.

И только спустя год после войны, стараниями доброхотов англичан, информация просочилась в прессу.

Война ещё была на слуху, адмиралы и прочие каперанги уже успели исписать тома трудов по тактике применения флота, рисуя линии огня и пунктиры эскадренных эволюций. Новая подробность только подсыпала пороху, вызвав очередные военно-морские дискуссии.

Что ж… а Рожественскому можно было только посочувствовать – запоздалая победа не так сладка.

Впрочем, уже на следующий день после боя у Квельпарта (Чеджу) новость о взрыве, затоплении и выходе из строя «Асахи» (как минимум на полгода) облетела телеграфом все известные агентства.

…и ещё немного послесловом

Конечно, это было ещё не всё.

Война ещё не закончилась.

Оставались броненосные крейсера Камимуры, подкреплённые лёгкими силами, включающими отряды бронепалубников и многочисленные стаи миноносцев.

Японские мастеровые и верфи ускоренно ремонтировали повреждённые корабли, а Токио изыскал (не без покровительства союзников-альбионцев) возможность закупить дополнительную пару боевых кораблей броненосного класса.

Впрочем, успеют ли их перегнать на ТВД?..[39]

Вместе с тем главные сражения происходили на суше… на подступах к Порт-Артуру, а также на политических фронтах: в кулуарных и официальных переговорах «правящих домов», на личных встречах монархических особ… в тонких играх Большой политики Великих империй.

Всё это, в той или иной мере,