28. Если сии другие позволяют себе в излишней снисходительности и человекоугодии становиться на одну ступень с миром сим в свободном обращении с людьми, ненужных разговорах, следованию моде и прочей суете, – то мы да будем здесь придерживаться как раз того особенного, о котором говорит Господь (Мф. 5, 47), и не уступать миру ни на один волос. Лучше прослыть своевольным, нелюдимым и т. п., чем быть миролюбцем. Ах, как легко уступка превращается в следование, и чрез слишком большое угождение сей Далиде (Суд. 16, 16–17) внутренняя наша сила утрачивается, как во сне (Суд. 16, 19)! Ревность Жениха наших душ (Песн. 8, 6) не терпит того, чтобы мы угождали Его неприятельнице (Мих. 7, 10); и тот, кто не верует сему, с великим ущербом для себя должен будет рано или поздно убедиться, что кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу (Иак. 4, 4).

29. Если сии другие следуют своей чувственности и употребляют и расточают драгоценное время на многочисленность, красоту и изысканность своих платьев, домов, обстановки и т. п., и весьма много думают и всеусиленно заботятся о довольстве и покое своего бренного тела, – то мы да явимся не телесными и душевными, но духовными людьми, живущими отныне не по плоти и чувствам, но по духу (Рим. 8, 1; 4; 9). И в самом деле – как можно хотеть жить здесь в розах, в удобстве и довольстве, когда наш Глава и Предшествователь родился в нищем хлеву и яслях и умер на кресте в терновом венце? Поистине, невозможно поверить (да и примеров таких нет), чтобы мир сей мог способствовать внутреннему христианству, его возрастанию и углублению у тех, кои хотят во внешнем всё иметь благоукрашенным, удобным и ласкающим их чувства, – пусть даже такие люди знали бы все тайны и говорили о высочайшей духовности.

Кто видит себя призванным к достоинству дщери и невесты Царя всех царствующих (1 Тим. 6, 15), чьи внутренние покои должны быть столь славными (Пс. 44, 14), чтобы стать жилищем и обителью высочайшего Божия величества (Ин. 14, 23), – тот будет с такой тщательностью убирать, украшать и приуготовлять сие жилище, что у него совершенно отпадёт желание занимать себя всякими внешними нелепостями. Смотрите, каким украшением должны мы блистать: сокровенным сердца человеком, в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом (1 Петр. 3, 4).

30. Если у сих других мы видим легкомысленное обращение их чувств вовне, когда чрез не необходимое и необдуманное слышание, зрение, говорение и течение помыслов их сердца становятся как бы распахнутыми навстречу творениям, – то наши сердца да будут запертым садом и запечатанным источником (Песн. 4, 12), открытым одному только Возлюбленному наших душ. Как духовным священникам, нам надлежит при входах в Его врата (Притч. 8, 34) день и ночь чаять Его покрова и защиты; и поскольку мы веруем, что Господь соприсутствует нам в храме нашего сердца, мы обязаны, из достодолжного благоговения пред Ним, соблюдать свои уста, мысли и чувства в воздержании и святом безмолвии. Когда мы говорим, да говорим как истинные слова Божии (1 Петр. 4, 11), как от Бога, пред Богом, во Христе (2 Кор. 2, 17).

Подумайте сами, возлюбленные братья и сёстры: мы, которым дано слушать Господа славы (Пс. 84, 9), созерцать Его (2 Кор. 3, 18) и обращаться к Нему (Пс. 18, 15) внутри нас, – как можем мы нанести Ему такое бесчестие, когда мы как бы оставляем Его там, а сами убегаем наружу, к видимому, тленному и преходящему? О величайшее нечестие! Напротив, наше безмолвное, внимательное, отрешённое, сосредоточенное вовнутрь жительство должно для всякого являться примером внутренней сокровенной святости (4 Цар. 4, 9) и страха Божия, – как и досточтимый Берньер-Лувиньи хвалил своего духовного наставника после его смерти: «Когда я рассеиваюсь, то одно воспоминание о нём всегда поставляет мою душу в присутствие Божие и даёт мне силу и мужество ревностно трудиться над истинными добродетелями»[223].

31. Если сии другие прилепляют свою любовь то к одному, то к другому творению, ища и находя в них радость, утешение, услаждение и увеселение, – то наши сердца, наше стремление и вся наша радость и любовь да будут, в подлинно девственном целомудрии, вечно обращены к одному Жениху наших душ. В нас и так слишком мало любви, чтобы как должно любить столь бесконечное Благо, достойное полноты любви, – как же мы можем отнимать от этой нашей малой любви ещё нечто, обращая её на другое? Да к тому же, что такого мы найдём в бедных, жалких и тленных творениях, чего бы мы в высочайшем совершенстве и в бесконечном преизбытке не могли бы вкусить в Самом Творце ещё и при этой жизни (Мф. 19, 29)? Посему да говорит наше сердце всякому благу, которое не является сим единым и высочайшим Благом: «Я не нуждаюсь в тебе»!

32. Одним словом: мы должны жительствовать, умерев для всякого творения, и проводить сокровенную жизнь со Христом в Боге – жизнь святости и богообщения, смирения и кротости, простоты и невинности, любви и милосердия, целомудрия и воздержания. Кратко сказать: жизнь пред Богом и в Боге.

* * *

33. Но, возлюбленные, как при всём вышесказанном, так и при прочих наших отношениях с Богом и людьми попекитесь наитщательнейшим образом хранить себя от всякой вычурности, притворства, искусственности и того, чтобы «делать вид». Эти пороки столь сильно укоренены в нас, что часто без нашего осознания, не грубым, но самым тонким образом пятнают наши действия и всю нашу жизнь и чрез сие похищают у души всякую свободу, мир и простосердечие. Не человеками, кои видят только внешнее, но чистейшим сущностным светом Божиим (1 Ин. 1, 5) должны побуждаться, направляться и обуславливаться все наши слова и дела, вид и поведение, мысли и сердечные чувства (Фил. 2, 5; Евр. 4, 12). Нам надлежит стремиться к тому, чтобы не казаться святыми, а святыми быть – и быть только в очах Божиих, испытующих сердца и внутренности (Откр. 2, 23), а не в глазах людей. Пред лучами сего вечного Солнца правды (Мал. 4, 2) мы должны постоянно и по истине держать глубины наших душ чистыми и открытыми, дабы мы могли безыскусно и беспрепятственно прийти к простоте и богоугодной искренности (2 Кор. 1, 12). Бог есть Бог истины (Пс. 30, 6), и посему нам надлежит также жительствовать в истине и сердечной простоте (1 Ин. 1, 7; 3 Ин. 4), если мы хотим иметь общение с Сим чистейшим Существом.

34. Итак, да не будет с нами того, чтобы, зная всё сие и видя себя призванными к особенному (Мф. 5, 47), тщательно проводимому христианскому жительству, мы по этой причине воображали о себе нечто великое и превозносились над другими христианами или, тем более, относили к себе те или иные почётные духовные именования или преимущества, а других считали ниже себя, а то и вовсе уничижали или презирали их. Именно этим мы бы явили, что пусть в нас и есть некий свет, но сути и опыта подлинного внутреннего христианства в нас нет вовсе – ибо существенным свойством, признаком и мерилом истинной внутренней жизни является глубочайшее смирение и искреннее самоумаление. Если мы действительно имеем некоторый опыт и преуспеяние в сей божественной жизни, то помазание от Духа непременно будет научать нас, что нам надлежит приписывать всё не собственным усилиям и верности, но дару благодати и силе Божией. Что мы имеем, чего бы не получили (1 Кор. 4, 7)? Если мы освящаемся и спасаемся, то это по благодати, и сие не от нас, Божий дар (Еф. 2, 8). Зачем мы обольщаем себя? Если в нас есть нечто доброе, то оно не от нас, и не наше; оно является и остаётся Божией собственностью, а Он может взять Своё и обратно.