– Вот тот подъезд… – сказал Пассворд.

– Мне этот дворик кажется знакомым. Мы здесь бывали?

– Бывали. Два года назад брали патлатого художника.

– Бремсберга? Так, кажется?

– Да. И с ним три мешка марагонской травы.

– Какие большие окна. На кой им такие хоромы?

– Верхний этаж – это студии. Они там творят.

– Но чаще ширяются.

Детективы вошли в подъезд, посмотрели схемы расположения квартир и поднялись на третий этаж – тот самый, со студиями.

Дверь в квартиру фотографа была старой, из натурального дерева, покрытого за много лет несколькими слоями лака.

Смолл нажал кнопку звонка. Первые полминуты были тихо. Потом послышались шаги, дверь открылась, и на детективов уставился немолодой небритый мужчина с отечным лицом.

– Вы ко мне? – спросил он.

– К вам, – подтвердил Смолл.

– А-а, по объявлению?

– По объявлению, – с ходу подтвердил Смолл.

– Понятно… Только вы рановато, мой знакомый еще не вернулся со службы – он позвонит мне, когда вернется.

– Извините, так получилось.

– Тогда проходите. Я должен принять душ… А вы посмотрите старые фотоальбомы.

Фотограф шире открыл двери, и Пассворд со Смоллом прошли в прихожую.

– Но позвольте, кажется, вы писали, что приведете женщину? – вспомнил фотограф.

– Она заболела, пришлось взять вот его, – сказал Смолл, указывая на Пассворда. Тот улыбнулся и приподнял шляпу.

– Ну, ничего. Он симпатичный.

– О да. Мой друг нравится многим…

Пассворд неодобрительно покосился на Смолла. Работа работой, но ему было неприятно, что напарник выставлял его извращенцем.

– Отличная старая мебель! – заметил Смолл, когда они с напарником оказались в гостиной.

– О да! Я покупал ее на мебельных развалах, затем реставрировал и собирал композицию в едином стиле! Правда, красиво?

– Очень красиво.

– Ну так я в душ?

– Не спешите, Гуго. Мы с коллегой здесь на работе, – сказал Смолл и показал фотографу полицейский жетон.

– Вы полицейские?

– Полицейские детективы.

– Но что вам от меня нужно? Если вам не нравится мой образ жизни…

– Нет, к вашему образу жизни мы претензий не имеем. Точнее – это не наше дело. Но нам нужны материалы о Кэтти Сойтер.

– У меня ничего нет, все отдал агентству! – произнес фотограф заученную фразу. Должно быть, ему часто приходилось ее повторять.

– Гуго, не будьте дерьмом, вы же настоящий художник, – подал голос Пассворд, прохаживаясь вдоль стены гостиной и рассматривая развешанные фотографии. – Если мы затеем обыск, то наверняка найдем старые заначки с травкой и разными вредными порошками, а может быть, даже… – Пассворд остановился и поскреб ногтем позолоченную рамочку… – А может, даже детскую порнографию…

– Я никогда не занимался подобными вещами! Вы меня с кем-то путаете, господа детективы! – с пафосом произнес фотограф.

– В том-то и состоит парадокс, Гуго, – снова подключился Смолл, – что делами-то вы, может, и не занимались, но мы все равно что-нибудь найдем. Находить то, что нужно, там, где ничего нет, – это наша работа.

Смолл был убедителен. Фотограф поразмышлял с полминуты, затем расправил подтяжки и сказал:

– Хорошо, я дам вам все материалы.

– Прекрасно, мистер Фанлайн, но хочу заметить, что нам известно и о тридерумах…

– Да, я понимаю. Я принесу вам все.

Фотограф ненадолго вышел из гостиной, а Смолл присоединился к Пассворду, рассматривая висевшие на стенах фотографии. Несмотря на странные пристрастия, Гуго Фанлайн был мастером своего дела.

– Вот, – произнес он, снова появившись в гостиной, и поставил на журнальный столик картонную коробку. – Здесь все о Кэтти.

Смолл подошел, снял с коробки крышку и окинул беглым взглядом архив. Здесь было сотни три фотографий и дюжина носителей с тридерумами.

– Мы бы хотели просмотреть тридерумы, чтобы не брать все, мистер Фанлайн, – сказал Пассворд.

– Сейчас принесу плеер, подождите…

Фанлайн принес плеер, и Смолл с Пассвордом смогли по достоинству оценить откровенные записи. Где-то силуэт модели был уже оцифрован до безымянного макета, а где-то это все еще была Кэтти.

– Зачем вам тридерумы, вы что, копию собираетесь сделать? – спросил Фанлайн.

– Пока идет расследование, нам может пригодиться какой угодно материал. Поэтому мы возьмем штук пятьдесят фотографий и ролики.

– Я дам вам пакет…

– Не нужно, мы разложим по карманам. Так привычнее.

В управление ехали молча. Пассворд снова вел машину, а Смолл то и дело доставал фотографии Кэтти Сойтер, но смотрел куда-то сквозь них.

– Ты куда правишь? – спросил он, заметив, что напарник свернул не в том месте.

– Мне в комиссию по имущественным правам нужно заехать.

– Хорошо. А как же «Ревень»?

– Оттуда рванем в «Ревень».

– Дворжецкий нас достанет, иззвонится весь.

– Пусть отрабатывает другие версии, – отмахнулся Пассворд и вдруг остановился напротив длинного серого здания.

– Ты чего?

– Да вот – может, зайдем?

– «Государственное предприятие глобальной технической поддержки», – прочел Смолл по памяти текст таблички, висевшей рядом с огромными парадными дверями. Рассмотреть буквы с этой стороны улицы он не мог, однако знал, что это за здание. – У нас нет шансов, Стиви. Мы всего лишь парочка засранцев из регионального управления, а там сидят тузы, которые двери в правительство ногой открывают.

– Но где наша не пропадала, а?

– Что ж, давай попробуем. Нас столько раз спускали с лестницы, что еще один пинок нашу самооценку не понизит, – сказал Смолл и вышел из машины.

Напарники перебежали проезжую часть и двинулись в обход, поскольку возле парадных дверей никакого движения не наблюдалось. Но и с тыльный стороны они обнаружили лишь пустую автостоянку с парой давно не выезжавших машин.

– Смотри, вон там – въезд в подземку! – сказал Пассворд, указывая на едва заметный отвод от шоссе без всяких обозначений. По нему то в одну, то в другую сторону то и дело проскакивали автомобили.

– Крепко шифруются, мерзавцы, – заметил Смолл. – Ну, вперед, кавалерия. Теперь отступать нельзя.

Они прошли скорым шагом еще пятьдесят метров, перемахнули через металлические барьеры и оказались в маленьком асфальтированном каньоне, углублявшемся по мере приближения к зданию.