Ведь уже почти одиннадцать. Какая сейчас может быть пустыня? Тем более завтра — выходной день. В крайнем случае дождись рассвета. Поедешь днем.

— Ты, моя Шекер, даже не представляешь, что происходит! — многозначительно произнес Каландар. — Эх, поздновато мне сказали! А то бы я уже давно был в пустыне. Там, понимаешь ли, в Ак-Мейдане на овец волки вдруг напали и чуть ли не совсем погубили отару.

— Разве больше некому поехать? Обязательно ты должен?

— Поехать, конечно, есть кому. Но не очень-то мне верится, будто в нынешнее время сыщешь такую стаю волков, чтобы задрала целую отару. Поручиться не могу, но только… сдается мне, что тех овец сожрали не четвероногие, а двуногие волки. Вот и приходится ехать самому. Ты ведь знаешь мой характер. Я теперь не успокоюсь, пока всего не выясню.

— Если так, поезжай, Каландар. Я сейчас быстренько приготовлю тебе одежду для пустыни. — И, даже не отхлебнув налитого чаю, жена вышла из комнаты.

Ханов снова взялся за телефон.

— Гараж?.. Это ты, Ширли? Ханов говорит. Ты чего там до ночи торчишь? Неужто вечерний намаз с опозданием совершаешь? А в это время Овадан дома скучает… Хоть ты и смеешься, сукин сын, но похоже, настроение у тебя неважное. Что? Как? Все еще не привели в порядок "газик"? Да, не держат теперь люди своего слова. А я-то думал, вы давно с ним разделались. Как же после этого вам верить? И меня и себя позорите. Ну ладно, ладно, поторапливайтесь! Не поспите пару ночей со своими бабами, ничего, душа из вас не выскочит!.. Как там Чары? Знаю, что ждет. Если "газик" еще в ремонте, пусть садится на "Волгу" и приезжает за мной. И бензину пусть возьмет побольше. В пустыню поеду.

Пока Ханов переодевался, Шекер наполнила большой, перепоясанный ремнем мужнин портфель жареным мясом, чуреком, виноградом, помидорами, луком и прочей снедью.

— Ты что, моя Шекер? — усмехнулся, глядя на ее приготовления, Ханов. — Думаешь, что в пустыне чабаны свяжут твоего мужа и будут держать его на голодном пайке?

— Есть поговорка: "Своя ноша не тяжела". Как-никак пустыня… Мало ли что…

— Это верно, моя Шекер! А ты все-таки у меня умница, — признал Ханов и поцеловал жену в щеку. — Ну, уж если так, подай мне и бумажник.

— Поесть-попить тебе хватит. Зачем же в пустыне бумажник?

— Ай, мало ли что, моя Шекер! — ответил он ее же словами и добавил: — Ты меня не провожай. Запри дверь и спокойно ложись. Собаку я сам спущу. Вернусь завтра во второй половине дня. А может, и пораньше.

— Сам смотри, как там у тебя сложится, — сказала Шекер и, вопреки его наставлениям, пошла следом за ним. — Только не очень увлекайся охотой!

Шекер все-таки проводила мужа до ворот и стояла на улице до тех пор, пока машина не скрылась из глаз.

Когда Ханов тяжело опустился на заднее сиденье, Чары обернулся к нему и спросил:

— Куда поедем, Каландар-ага?

— Разве Ширли Лысый тебе не говорил?

— Знаю, что в пустыню. Только у нас пустыни кругом, Каландар-ага.

Оглянувшись в сторону жены, Ханов ответил:

— Поезжай к Ак-Мейдану.

— К Ак-Мейдану? — водитель задумался. — Поехать, конечно, можно, Каландар-ага. Только уж очень дорога на Ак-Мейдан скверная. Как бы не угробить машину.

— Люди и те выходят из строя, а что такое машина? Езжай!

Чары нажал на газ. Но едва он выехал на центральную улицу, начальник похлопал его по плечу.

— Давай налево!

— Так мы не попадем в пустыню, Каландар-ага?

— А тебе что, не терпится в пустыню? Я думаю, пустыня твоя никуда от нас не сбежит. Подождем, пожалуй, пока будет готов "газик".

— Точно, Каландар-ага!.. Поворачивать назад?

— Пора бы тебе знать, Чары: отправившись в путь, Ханов никогда не поворачивает назад!.. А что, если ты подкинешь меня к дому той женщины?

Обрадованный тем, что поездка в пустыню отпала, парень решил пошутить над своим начальником и сделал вид, будто не понял его.

— Какая бы это могла быть женщина, Каландар-ага?

— А то ты не знаешь, сукин сын?!

— А… Туда, значит, — понимающе улыбнулся Чары.

Он полагал, что высадит хозяина у дома с красными шелковыми занавесками и тотчас вернется в гараж. Ведь они с Лысым Ширли намеревались работать всю ночь, чтобы к утру отделаться от "газика". Но не тут-то было. Выйдя из машины, Ханов вдруг обернулся:

— Погоди, Чары! Забыл сказать…

— Да, Каландар-ага?

— Мне необходима пара бутылок шампанского…

— Но, Каландар-ага, где же я сейчас куплю шампанское? — сказал Чары и посмотрел на свои часы. — Уже двенадцать.

— Поезжай в ресторан, — настаивал тот и, достав из бумажника хрустящую двадцатипятирублевку, протянул ее шоферу.

Когда машина скрылась в ближайшем переулке, Ханов воровато огляделся по сторонам и подошел к окошку. Алтынджемал сидела за столом и читала.

"Когда ни приду, всегда с книгой, — подумал он. — Конечно, каждый должен чем-то интересоваться…"

В это время Алтынджемал улыбнулась каким-то своим мыслям, лениво потянулась и встала. Потом подошла к большому зеркалу, постояла перед ним, зачем-то показала себе язык и опять улыбнулась. Затем привычным движением сняла клипсы, положила их перед зеркалом и стала вытаскивать шпильки из волос. Ханов все еще не давал о себе знать. Женщина слегка тряхнула головой, и ее густые черные волосы рассыпались по пестрому халату. Откинув их со лба, она как будто снова собралась улыбнуться, но почему-то передумала и, прикусив губу, как-то неопределенно покачала головой, после чего развязала на халате пояс. Только тут Ханов постучал в окошко.

Резко обернувшись, Алтынджемал прикрыла грудь, торопливо завязала пояс и бросилась к двери.

— Каландар, это ты?

— Я, моя Алтын, я!

— Миленький мой! — обрадовалась она, впуская его в дом.

Ханов нетерпеливо переступил порог, обнял Алтынджемал своими ручищами и принялся целовать ее в лоб, в щеки, в губы.

— И не стыдно тебе, вот так, у всех на виду? — укоризненно проговорила Алтынджемал. Она непокорно закинула голову и слегка оттолкнула его от себя. — Надо хоть дверь закрыть.

— Дверь дверью, а вот занавески не задергиваешь — всю комнату видно.

— Ну и пускай видно. Разве кто-нибудь, кроме тебя, заглянет ко мне в окно?

В узком коридоре негде было повернуться. Шурша шелковым халатом, Алтынджемал отступила, чтобы пропустить гостя в комнату, но Ханов снова прижал ее к себе.

— Пу, здравствуй! — глухо проговорил он.

Алтынджемал уже не сопротивлялась, но, улучив момент, спросила шепотом:

— Ты и Шекер так целуешь?

— А что ж, и на ее долю остается, моя Алтын!

— Ох, и повезло тебе, Каландар! — засмеялась Алтынджемал и ловко вывернулась у него из рук.

— Везет мне или не везет —