Нас, конечно же, заметили. Причём, я даже догадался, кто: противник на шпиле городской ратуши сварганил натуральное «воронье гнездо», и сидящий там наводчик с подзорной трубой давал отмашку флажком при виде заманчивой цели. Ну, заметили, — оно бы и ладно, но зачем же ракетами кидаться?

Согласноплана, мы должны были, подойдя поближе к городу, высвободить лошадей из упряжи и далее тащить повозки своими силами. Но только вот никто нам не отмерил в шагах это самое «поближе», а человек устроен так, что подсознательно хочет, чтобы груз тащил кто-то другой. Кобыла, например. Ворота пробиты, армия вливается в город — какие проблемы могли бы возникнуть? Для былых времён такое рассуждение прокатило бы, а вот сейчас…

— Воздух! — заорал кто-то слева.

И, действительно, мы увидели, как в небо круто взмыла стая вражеских ракет.

Мне хватило одного удара сердца, чтобы понять: наши необученные лошади могут со страху рвануть в сторону и опрокинуть ХИМИЧЕСКИЙ фургон, а чем это обернётся — про то лучше и не думать. Или их ранят, и они ошалеют, рванут в разные стороны. Или убьют, и тогда они резко рухнут набок, увлекая оглоблями фургон на бок, и тогда…

— РЕЖЬ УПРЯЖЬ! — заорал я десятнику напротив и принялся лихорадочно кромсать ножом кожаные ремни.

Ракеты шли по той же высокой дуге, давая нам, вроде бы, время на раздумье.

— Режь упряжь, мать твою!.. — повторил я, видя, что мой сосед никак не врубается.

Да, ему очень хотелось рухнуть ничком, как все, благо нас прикрывали щиты, заброшенные за спину, а тут кто-то орёт, что-то требует… и ты понимаешь, что ты — всё-таки командир, и не должен вести себя, как простой солдат.

Когда я перерезал первый ремень, — только тогда до него что-то дошло. Он торопливо выхватил свой нож и тоже начал резать что-то.

Перваяоглобля освободилась и стукнула концом о землю. Я бросился высвобождать другую, а сосед-десятник доканчивал срезать пристяжную упряжь второй лошади, «на отлёте». Ракеты всё ближе, ближе к земле… я стою к ним спиной, но я всем нутром чую, что им осталось до земли очень мало. Ещё, ещё меньше, вот уже несколько локтей!..

Есть! Я перерезал второе крепление и даже успел изо-всех сил шлёпнуть лошадь ладонью по крупу. Она, поверившая мне на ласку, успела обиженно-недоумённо скосить на меня своим фиолетовым глазом, и…

Ба-бах!!! Ба-бах!!! Ба-бах!!! Ба-бах!!! Ба-бах!!! Фьи-и-и-и-и-ть! Фьи-и-и-и-и-ть! Фьи-и-и-и-и-ть! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!!!..…. БА-БАХ!!!!!!

Где-то вдалеке один из химических фургонов взорвался ко всем чертям. Да, я не ошибся: лошадей лучше было всё-таки распрячь…

Меня швырнуло наземь, и напоследок я успел пожелать себе, чтобы на меня не наступила та лошадка, которую я освободил из упряжи. Пресветлый в тот миг оказался добр ко мне, и я не получил удар подковой по спине. Получил только по щиту, закинутому на спину. Причём от лошади, освобождённой вторым десятником. Тоже, знаете ли, не слабо: как будто некий шутник, имеющий вес в шесть раз более человеческого, прикола ради ударил вас, лежачего, пяткой по спине. Аж искры из глаз посыпались.

Я приподнялся. Вторая лошадь далеко не ушла: её хлестнуло картечью, и она лежала на боку, жалобно вскрикивая тоненьким ржанием, приподнимая голову.

— Все живы?! — крикнул я.

— Кажись, да… — отозвался второй десятник, ошеломлённо озираясь.

Оказалось, что в его щите застряло сразу несколько железяк. Были там и сквозные дыры, но спасла бронька.

— У нас есть один раненый, — философски отозвался Философ.

То шуршание, которое я услышал на краю сознания, оказалось результатом поражения картечью покрывала фургона, состоящего из высохших бараньих шкур — как будто злой великан швырнул горсть острых мелких железок. Ну, хотя бы все живы — и то слава Пресветлому.

— Эй, недоделки, чего валяемся?! — заорал я. — А ну, быстро взяли ноги в руки и ухватили оглобли!!! Бегом, бегом! Не спать!

Мои бойцы ухватили правую оглоблю, а наши соседи — левую. Теперь наша атака выглядела ещё более уморительной: фургон, запряжённый мужиками вместо брошенных лошадей, на всех парах мчался к городским воротам — мимо трупов и стонущих раненых, мимоозверевших баллистариев, в поте лица своего швырявших в крепость горшок за горшком, а весёлые химики, сидящие под дырявым тентом, кричат что-то типа «выручай, залётные!» и свистят, как студенты-обормоты.

БА-БАХ!!!!!!

Ах, ты ж его так!.. Ушлые ледогорцы зарыли перед городскими воротами множество сюрпризов, и, когда подрывались атакующие наёмники, наступавшие на такие ловушки, то это издалека казалось не страшным и делом уже привычным, а сейчас на такой наехал фургон, начинённый химией по самое не могу. Я говорил, что мы за дружеским трёпом немножко подзадержались, и поэтому «подъезжали» к воротам не самыми первыми — оказалось, что мы из-за этого ничего не потеряли, и теперь могли с изумлением наблюдать, как в небеса взлетели обрывки тента, какие-то тряпки, обломки, глиняные черепки, солома, людские тела — а на их месте могли быть и мы…

— ВСЕМ СМОТРЕТЬ ПОД НОГИ!!!

Чего уж там: смотри — не смотри, а ловушки замаскированы отлично, на бегу всё равно ничего не разглядеть. Оставалось только молиться Пресветлому.

— Рас-с-с-с-тупись, … вашу мать! — мы наконец-то «подъехали» к воротам.

Кровь, всюду пахучая кровь — её столько, сколько бывает застойных луж после затяжного дождя, а запах одуряет так, словно мы пришли на скотобойню. Для нас специально готовили свободную дорогу, растаскивая убитых и раненых, обломки ворот и палисадов, и мы прошли внутрь довольно быстро, шлёпая по кровавым лужам. Воняло гарью от прогоревших шматков «негасимого огня», брошенных обугленных щитов, да и дымы от городских пожарищ ветерком приносило.

Стонали и кричали непрерывным гулом раненые, умоляя о помощи, но на них никто не обращал внимания: враги, отошедшие на ближайшие улицы, густо осыпали прорвавшихся стрелами и даже арбалетными болтами из окон вторых этажей.

Количества прорвавшихся хватило для того, чтобы пробить плотную оборону; между прочим, из них некоторые десятники тоже получили комплект из пяти бомб, что помогло им достичь локального успеха. Но для зачистки города его было до смешного мало, и они сами это понимали. Сейчас им требовалось любой ценой удержать ворота, а основная масса атакующих как раз подходила следом за нами.

— Разворачивай!!! Да быстрее, черепахи, под китом лежавшие!

Бойцы, спотыкаясь и матерясь, кое-как всё-таки развернули фургон задом наперёд: тент сзади был щедро обшит нагрудниками, снятыми с убитых, создавая сплошную броневую защиту. Подобная предосторожность потребовалась из-за того, что любая стрела, выпущенная наугад, могла пробить тент и разбить хотя бы один горшок, а они все были начинены боевыми составами, что грозило всем сидящим внутри взлететь на воздух, — подобно тем, кто шёл впереди нас. Или просто убить сидевшего внутри.