– А почему он меня не вызывает к себе? – медовым голосом поинтересовался председатель Центрального суда.

– Если бы счел нужным, то пригласил бы, – отрезал незнакомец.

Заруцкий приехал на встречу ровно в двадцать три ноль-ноль на служебной «Волге». Там его уже ожидал джип «Чероки» с человеком лет тридцати пяти, курившим неподалеку. Место встречи было выбрано очень интересно. Набережная. Пусть так. Только очень странно это для Анатолия Кузьмича Вихорева. Оправдание было одно. Анатолий Кузьмич «поддавал» на довольно профессиональном уровне, и именно в эти моменты в нем рождались флюиды творческой активности. И тогда от него можно было ждать самых непредсказуемых решений. В один из таких моментов, когда к нему приходила мировой судья и просила решить вопрос о выделении ей служебного кабинета для работы, он мог сказать:

– У вас в районе есть глава администрации. Вот с ним и договаривайтесь.

Так что особого повода для удивления у Заруцкого не было.

Удивление настало потом, когда он узнал о принципе встречи. Незнакомец передал просьбу Вихорева, в которой все пункты были расписаны с профессиональным мастерством. Понимая, что незнакомец не имеет к юриспруденции никакого отношения, он слушал читаемые им по бумажке просьбы и все больше уверял себя в том, что такие просьбы мог составить лишь юрист-профессионал. Сомнений не было. Человек был от Вихорева. А суть сводилась к следующему. 1. Просьба принять рассмотрение дела Артемова. 2. Вместо предполагаемых по закону двенадцати-пятнадцати лет приговорить его к четырем с половиной годам лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима. 3. Принять от незнакомца в знак глубокой признательности два компьютера, два монитора, два принтера, два ксерокса, два модема, два сканера и двадцать тысяч долларов.

Незнакомец лично перегрузил всю оргтехнику из своего джипа в «Волгу» Заруцкого, от чего она сразу стала похожа на машину мужика, которого жена выгнала из дома вместе со всеми его вещами. Протянув изумленному Заруцкому конверт, незнакомец высморкался под колесо джипа, сел за руль и уехал.

Перед Заруцким встала сложная проблема. Везти технику в суд не имеет смысла. Хороша будет картина – под покровом ночи председатель суда носит на себе коробки. Оставалось одно. Везти домой. Николай Сергеевич вслух обматерил Анатолия Кузьмича Вихорева, систему снабжения судов аппаратурой, Артемова и заодно – Поборникова. Именно из-за безголовости и алчности последнего председатель Центрального суда сейчас стоял на набережной, аки цыган на привале.

Поставив коробки одну на другую, Заруцкий думал, звонить Вихореву или нет. Время к этому не располагало. Николай Сергеевич решил позвонить на следующий день, что и сделал. Ровно в девять часов тридцать минут он набрал номер служебного телефона начальника судебного департамента. На том конце подняли трубку.

– Вихорев, слушаю вас...

Проблемы Струге в суде начались не вдруг. После неоднократных звонков Тимура Анатолий Кузьмич понял, что пора расчищать просвет в завале за счет очередного камня. Этим камнем оказался судья Центрального суда Струге Антон Павлович. Неизвестно, зачем это понадобилось Тимуру, но он просил. А ударить по руке, его кормящей, Анатолий Кузьмич не мог. Не хватало для этого ни сил, ни желания. Благодать никогда не сваливается ниоткуда. Всегда кто-то берет ответственность за твою радость. Анатолию Кузьмичу миновало пятьдесят, а это означало, что наступил момент собирания камней, доселе разбросанных. Уходить с такой должности на пустое место – это непростительная глупость. Его просто никто не поймет. Нобелевским лауреатом Анатолий Кузьмич не был, с нотным станом был незнаком, поэтому справедливо полагал, что его судьба и счастливая старость – в его руках, но пока он при деле. Потом о нем никто и не вспомнит. Говоря другими словами, если просят – надо делать. Только нужно внимательно оценивать место и роль в этой жизни тех, кто просит. Как бы не ошибиться...

Некий судья Струге ему не нравился давно. Наверное, с начала его деятельности в суде Центрального района общей юрисдикции. Давить на него было нечем. Пробовали испытанный метод – отмену через кассацию приговоров. Не получилось. После того, как вмешивались в дело адвокаты с жалобами да обвинители с протестами, все сыпалось, как песок. То, чем можно было давить на Струге здесь, в области, рассыпалось в прах, попав в следующую кассационную инстанцию – суд Верховный. Попросить его тоже было невозможно. Точнее, попросить, конечно, можно было, но толку от этого было столько же, как не просили бы. Встал он как кость в горле. Но, самое главное, он никогда ничего не просил. Всем нужна либо квартира, либо «расширение». Путевка или материальная помощь. Хоть здесь можно было бы поприжать да остепенить. Не тут-то было. Ничего не хотел. Взятки, что ли, берет? Во всяком случае, других служителей Фемиды удавалось теснить спокойно, без проблем и больших нервных потрясений. Надо тебе квартиру, судья? Иди в мэрию. К начальнику Жилищного комитета. И судья идет. А начальник комитета ему говорит – как ваш Вихорев деньги на наш счет за вашу квартиру перечислит, так и выделим. Судьи квартир не получают, деньги из Москвы за квартиры поступают исправно. А где они? А кто хочет из судей спросить об этом вслух? Неприкосновенность – это понятие относительное... Кстати, почему плохо работаете, товарищ судья? Отмен приговоров многовато. На вашу грубость граждане жалуются... Нужно разобраться... Кто еще хочет спросить – где деньги, перечисляемые Москвой за жилье судьям?

А самого Вихорева просили не раз. И он не раз помогал. Разница лишь в том, кому помогать и с какой целью. Должность и связи до сегодняшнего момента вполне позволяли выполнять любые просьбы. Однако юриспруденция – это не завод точного машиностроения. Тут косоглазые не работают. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. Ошибка – и тебя списали на берег. Поэтому вместе с заложением фундамента собственного благополучия иногда нужно и за дело радеть. То бишь – за суды и прочие конторы, через которые можно отправлять не только правосудие.

Поэтому, когда ему по телефону в кабинет позвонил неизвестный, представившийся бизнесменом-меценатом, Анатолий Кузьмич заинтересовался. А когда тот предложил целый список оргтехники – просто так, даром, Вихорев воссиял. «Бизнесмен Мартынов» предложил отдать оргтехнику председателю Центрального суда. Суд как раз находится в тени деревьев, а ему самому с его связями «светиться» не пристало. Половину пусть заберет себе Вихорев, а другую половину пусть заберет Заруцкий. Все-таки Центральный суд находится рядом с его домом, поэтому и хочется сделать приятное именно этому суду. Короче говоря, это его условия. Конечно, Анатолий Кузьмич согласился. А что ему было делать – не соглашаться, что ли?! За бесплатно-то?! Тем более что половину всего этого очень хотелось бы увидеть у себя дома, в особняке, в сосновом бору. Там, где Терновка впадает в Синее море. «Синим морем» Анатолий Кузьмич с женой называли небольшое озеро. Теперь оставалось ждать звонка от Заруцкого. Он обязательно должен позвонить, обязательно...

Едва за окном заколосились солнечные лучи, Пащенко вошел в кабинет. Милы, секретаря, еще не было. Молодой девичий организм, не отягощенный проблемой завтрашнего дня, не привык начинать работу в семь утра. А по лицу ее начальника было очень хорошо видно, какой ценой ему досталась бессонная ночь. Когда человеку между тридцатью и сороковником, он начинает всерьез задумываться о том, что принесет завтрашний день. С высоты мудрости и опыта достаточно хорошо различимы все плюсы и минусы запланированных дел. Уже реже ошибается человек, уже более резонно рассуждает. И если совершенно очевидно, что никаких перспектив, обещающих удачу, утро не намечает, то неудачу уже воспринимает не как фиаско, а как логичное подтверждение рассуждений сегодняшней ночи. Вадим был вял в движениях, но его блестящий взгляд под едва припухшими веками говорил: я готов. Я готов – ввяжемся в драку, а там посмотрим. Посмотрим, черт побери!..