Парк ушел на тхэквондо, и все же он по-прежнему был у Элеаноры. Память о нем. Повсюду. Во всех местах, где он прикасался к ней, она чувствовала себя неприкосновенной. Во всех местах, где он трогал ее, она чувствовала себя защищенной.

Ричи задержался на работе допоздна, так что мама сделала на ужин пиццу «Totino’s Party». Видимо, в «Food 4 Less» была распродажа, потому что холодильник оказался забит ею.

Они ели и смотрели «Путь на небеса».[120] Потом Элеанора и Мэйси устроились на полу в гостиной и пытались научить Мауса играть в ладушки. Безнадежно. Он мог запомнить слова либо ритм, но не то и другое одновременно. Это привело Мэйси в ярость.

— Сначала! — то и дело повторяла она.

— Иди к нам, Бен, — сказала Элеанора, — вчетвером проще.

— О господи, Маус, сперва правая рука. Правая! Сначала.

Ладушки, ладушки…

— Маус!

Парк

— Что-то я не в настроении готовить ужин, — сказала мама.

Они были втроем — Парк, его мама и Элеанора. Сидели на диване и смотрели «Колесо фортуны». Отец уехал на охоту и должен был появиться лишь поздно ночью, а Джош свалил к друзьям.

— Я могу разогреть пиццу, — сказал Парк.

— Или съездим в пиццерию, — откликнулась мама.

Парк покосился на Элеанору; он не знал, разрешается ли ей это. Она сделала большие глаза и пожала плечами.

— Да, — сказал Парк, ухмыляясь. — Поехали в пиццерию.

— Если честно, мне лень, — заявила мама. — Но вы с Элеанорой съездите.

— Хочешь, чтобы я сел за руль?

— Конечно, — сказала мама. — А что, боишься?

Дожили. Теперь собственная мать называет его трусишкой.

— Нет. Я поведу. Хочешь пиццу? Мы можем тебе купить.

— Да нет, я не очень голодная, — сказала мама. — А вы давайте. Поужинайте. Сходите в кино или еще куда.

Элеанора и Парк разом уставились на нее.

— Ты уверена? — спросил Парк.

— Ну да. В кои-то веки весь дом будет мой.

Мама сидела дома целыми днями, но Парк решил не спорить. Они с Элеанорой встали с дивана. Осторожно. Словно ожидая, что мама скажет: «С первым апреля!» — пусть с первого апреля и прошло две недели.

— Ключи на вешалке, — сказала она. — Передай мой кошелек.

Мама достала двадцать долларов, потом еще десять.

— Спасибо, — сказал Парк, все еще не веря. — Так мы пойдем?..

— Пока нет. — Мама посмотрела на одежду Элеаноры и нахмурилась. — Элеаноре нельзя идти в таком виде.

Если бы они носили одинаковый размер, мама, пожалуй, тут же засунула бы Элеанору в мини-юбку из вареной джинсы.

— Но я всегда в таком виде, — возразила Элеанора. На ней были армейские штаны — чуть великоватые — и мужская рубашка с коротким рукавом поверх лиловой водолазки. Парк считал, что она выглядит отлично. В самом деле: он полагал, что она восхитительна. Но если он это скажет, Элеанора его засмеет.

— Давай я хотя бы уложу тебе волосы, — сказала мама. Она утащила Элеанору в ванную и принялась вынимать «невидимки» из ее волос.

Парк встал в дверном проеме, наблюдая за процессом.

— Мне не по себе, когда ты на это смотришь, — сказала Элеанора.

— Чего я тут еще не видел?

— Парк, возможно, поможет мне сделать прическу тебе на свадьбу, — сказала мама.

Элеанора и Парк разом уставились в пол.

— Я подожду в гостиной, — сказал Парк.

Через несколько минут все было готово. Волосы выглядели идеально; каждый завиток — произведение искусства. Губы — розовые и блестящие. Парк был уверен, что у них вкус земляники…

— Ну вот, — сказала мама, — теперь идите. Развлекайтесь.

Подойдя к импале, Парк открыл для Элеаноры дверцу.

— Я сама способна открыть дверь! — заявила она. И пока Парк обходил машину, она нагнулась и открыла дверь для него.

— Куда поедем?

— Не знаю. — Она сползала вниз по своему креслу. — Давай просто уедем из квартала? У меня такое чувство, что я лезу через Берлинскую стену.

— О… — сказал Парк. — Да. — Он завел машину и покосился на Элеанору. — Пригнись ниже. Твои волосы светятся в темноте.

— Спасибо.

— Ты знаешь, о чем я.

Он поехал на запад. На востоке не было ничего, кроме реки.

— Не езди к «Рельсу», — сказала она.

— Куда?

— Поверни здесь.

— Ладно…

Парк посмотрел на нее. Элеанора скорчилась на полу. Он рассмеялся.

— Не смешно.

— Вообще-то смешно. Ты сидишь на полу, а я веду машину только потому, что отца нет в городе.

— Твой папа хочет, чтобы ты водил. Все, что тебе нужно — это научиться водить механику.

— Я уже умею.

— Тогда в чем проблема?

— Во мне, — сказал он, чувствуя раздражение. — Эй, мы уже выехали из квартала. Можешь ты теперь сесть нормально?

— Я сяду, когда доедем до 24-й улицы.

Возле 24-й улицы Элеанора села в кресло, но молчала до 42-й.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Не знаю. — Парк и правда не знал. Он имел представление, как доехать до школы и до центра города. Но и только. — А куда ты хочешь?

— Не знаю, — сказала она.

Элеанора

Ей хотелось поехать к Источнику Вдохновения. Но он, насколько она знала, существовал лишь в «Счастливых днях».[121]

И не может же она сказать Парку: «Эй, куда вы, ребята, ездите, когда хотите ото всех смыться и устроить свиданку?» Что он о ней подумает? И что, если он знает ответ?..

Элеанора очень старалась не показывать, как ее восхищают водительские навыки Парка, но всякий раз, когда он перестраивался в другой ряд или проверял зеркало заднего вида, ее охватывал почти экстатический восторг. Он мог с тем же успехом закурить сигарету или заказать скотч: он казался ей сейчас таким взрослым…

Элеанора не имела и ученических прав. Даже ее маме не позволялось водить машину, так что о правах Элеаноры можно было и не заикаться.