— Прибыл дьяк Посольского приказа Афанасий Власьев.

Слово «дьяк» слуга произнес по-русски.

В тот момент Катарина был так расстроена, что даже не обратила внимания на то, что слуга не назвал Афанасия Ивановича дьяком Казанского дворца, а указал более высокую должность.

Уроженка Данцига посмотрелась в венецианское зеркало — достаточно ли хороша? Промолвила:

— Пригласи!

Встретила она Афанасия Ивановича с дороги приветливо, из уважения к гостю выговорила по-русски:

— Не замерз с дороги, дьяк? На улице ведь холод — будто и не июль. Налить водочки для сугрева?

Власьев, однако, стать собутыльником сожительницы принца отказался:

— Пить не буду и Вашему Высочеству не советую.

После паузы гость не утерпел и заговорил не о том, зачем пришел, а о своих успехах:

— Я теперь не простой дьяк. Великий Государь назначил меня главой Посольского приказа.

Катарина по-иному посмотрела на него: перед немкой сидел министр иностранных дел огромной страны! Предложила по-немецки:

— Не соизволите ли отобедать с нами? Я сейчас отдам распоряжения.

От обеда Власьев отказываться не стал. Поинтересовался:

— А что изволит делать Его Высочество принц Густав?

— Ставит какой-то химический опыт. С утра все жаловался, что ему не хватает селитры, послал придворного искать ее в торговые ряды на Красной площади. Их Высочество лучше не беспокоить, пока он не закончит. К обеду обещал освободиться.

— Неужели принц и в самом деле хочет найти секрет, как превращать простой металл в золото?

— Мой супруг увлечен медициной. Он ищет рецепты новых лекарств, которые позволили бы лучше лечить, — пояснила Катарина Котор. — А каковы вести из-за границы? Что в Ливонии?

Афанасий Иванович охотно поделился новостями:

— Шведский герцог Карл занял Вольмар. Шведский флот подошел к Риге.

— Значит, герцог Карл возьмет Ригу себе?

Власьев пояснил:

— Думаю, нет. С герцогом собирается начать войну датский король — воин смелый и мудрый. А с юга уже спешит с большой армией польский гетман Замойский. Не о взятии Риги, а об удержании Дерпта и Нарвы скоро шведам помышлять придется.

Внезапно Катарина всхлипнула:

— Что нам до этого?! Кто бы ни владел Ригой, мой супруг никогда не въедет в нее, как король Ливонии!

Видя ее отчаяние, Власьев растерялся, словно у дочери, по-русски спросил красавицу:

— Да чем тебе плохо в Москве, Катюша?

— Да тем, что принц здесь никому не надобен! Я ночами не сплю, думаю, что будет с моей семьей… Коли не состоится поход в Ливонию, значит, и в принце никакой нужды нет. Что будем делать, когда из этого дома нас выгонят?! Король Сигизмунд обратно не примет. Не к герцогу же Карлу ехать, на верную смерть? Если бы Бог пожалел хотя бы детей моих!

— Катя, Катя, да о чем ты? — стал утешать молодую женщину Власьев. — Да разве царь Борис бросит доверившихся ему людей?! Кто собирается вас выгонять?

— А кому мы нужны?! Есть у нас королевский двор, но нет королевства, есть у Густава титул принца, но нет ни клочка земли.

— Нет земли? Но ведь будет, — заверил глава Посольского приказа. — Я для того пришел, чтобы сообщить государеву волю: принцу дан в удел город Углич. Там он и будет жить со своим двором. Мудрый государь уже разобрался: Его Высочество не только знатен, но и разумен. Пусть совместно с воеводой Углича управляет воеводством. Земля там богатая, хватит денег на содержание двора и еще останется. Словом, окажется принц Густав при деле.

Словно камень свалился с души Катарины Котор. Но все же она посетовала:

— Значит, царь благоволит к принцу. Ох, я боюсь и того, не захочет ли он женить Густава на своей дочери Ксении. Такой красавицы я больше не видела ни в Польше, ни в Ливонии, ни в Москве. Что же будет тогда со мною и с моими детьми, Афанасий?

— Поклянись, что будешь молчать!

Удивленная подобной просьбой, Катарина поклялась на Библии.

— Царь повелел мне договариваться о свадьбе Ксении и принца Иоганна, младшего брата датского короля Христиана. Говорят, что Иоганн умен, красив и благороден.

Услыхав о подобных намерениях царя Бориса, Катарина окончательно успокоилась. И тут в гостиную вошел принц Густав. Вежливо поздоровавшись с Власьевым, он радостно сообщил любимой женщине:

— Дорогая, наконец-то у меня всё получилось! Думаю, мне удалось обогатить медицинскую науку…

Увы! Вскоре после приезда жениха Ксении в Москву принц датский Иоганн внезапно заболел и умер 19 лет от роду. — Прим. авторов.

Вновь царь Борис принял Афанасия Власьева, лежа в постели. С печалью в голосе царь произнес:

— Плохо мне. Если что недоброе со мной случится, ты, Афоня, поддержи сына моего, укрепи власть юного царя Федора.

— Сделаю, что могу, — лаконично ответил Афанасий Иванович. Про себя же подумал: «Как только речь заходит о детях, царь Борис перестает быть государем. Должен же понимать, что именно обязан выбрать дьяк, если выбор будет между страшной войной, когда сын на отца идет, а брат на брата, или же сменой династии. Не о Федоре, о Руси придется думать. Нравятся мне и умный мальчик Федя и красавица Ксения, а делать-то что?! Ты уж живи, Борис Федорович, подольше, не ставь меня перед страшным выбором».

— Ладно, — вздохнул царь. — Думаешь не знаю, что сейчас обещаешь, а когда я помру, решать по своему будешь.

— Нравятся мне твои дети, — вдруг сказал Власьев. — Что смогу для них сделаю.

— Теперь о делах поговорим. Был у принца Густава?

— Был. Волю твою — выехать в Углич — ему передал. Катарина Котор счастлива была донельзя.

— Эх, шальная баба! Ну зачем она Его Высочеству? Замужняя, греховная, скандальная.

— Любит, значит. Прости, государь, боюсь кое о чем говорить.

— Молви! — тут же велел царь.

— Великий государь! Ты о полюбовнице принца так говоришь, словно мешает она тебе. Словно хочешь замуж за Густава Ксению выдать. Катарина, кстати, от ревности с ума сходит. Понимает ведь, что ни молодостью, ни красотой, ни умом, ни образованностью с Ксенией сравниться не может. Вот и бесится, говорят даже придворных бьет.

— То что бьет, это хорошо, они от того ко мне на службу перебегают. Сегодня с утра еще один просился, говорит, не хочет от данцигской горожанки затрещины получать. А что касается Густава и Ксении… Думаю, и сейчас на Москве многие гадают: хочу ли я выдать Ксюшу замуж за принца Густава или нет, и через сотни лет летописцы этим вопросом задаваться будут. А ведь всё очень просто. Мечтал я ее за дюка Максимилиана выдать и сделать королевой Польши. Не только для того, чтобы Ругодив и Колывань получить, но и для нее самой старался. Не вышло. Жаль. Хочу теперь за принца датского Иоганна выдать. Нет у него земель, так хоть умен и образован. С ним Ксюше хорошо будет. А вдруг и этой свадьбе не бывать? Тогда что? Не сидеть же Ксении всю жизнь в девках, счастья женского не зная. Сгодился бы и этот принц Густав, на крайний случай. Не за Шуйского же или Милославского ее выдавать, не может мой подданный над моею же дочерью властвовать, будучи мужем ее. Это где ж видано, чтобы царь подданному кнут передавал, свою кровинушку хлестать!. Вот она правда, Афоня. Ладно, в Углич принца Густава — так в Углич! С глаз долой, из планов — вон! Ты готов в Вильно ехать? — неожиданно царь перешел на другую тему.