Однажды беженцы услышали грохот. Оказалось, что шведы закончили фортификационные работы, установили напротив Рижского замка пушечные батареи и те обстреливают крепость…

Рижские бюргеры непреклонно стояли на рижском валу и то один, то другой гибли под пулями и пушечными ядрами. На третий день обстрела Мария недоуменно сказала:

— Ради чего умирают рижские бюргеры, которые так не любят польского короля?! Сдались бы шведам с условием, что те не станут никого грабить и насиловать.

— Верно! — согласился рыжебородый слуга. — Или Рига сдастся, или мы все умрем.

— А если Рига сдастся, на что ты станешь жить? — неожиданно спросил его Тимотеус.

— Как на что?! На жалованье от фрау Марии.

— А она откуда возьмет деньги? — спросил купец.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовалась трактирщица.

— Все благосостояние Риги идет от транзитной торговли по Даугаве, а русло реки пролегает по землям Великого княжества Литовского и дальше тянется по Руси. Если шведы возьмут город, а война продолжится, то всякая торговля прекратится, и рижанам станет не на что жить.

Рыжебородый слуга с досадой подумал: «И как это я сам не догадался? Жаль, хозяйка оценила бы тогда мой ум».

А фрау Мария сказала:

— Да, но эту осаду так тяжело терпеть. И шведы все равно могут захватить город. Шведские пушки методично разрушают наши укрепления. Отвернитесь! — вдруг сменила тему женщина и полезла под телегу — справлять малую нужду. Возчики Тимотеуса деликатно загородили ее от чужих взглядов.

Через минуту Мария вылезла из-под телеги и с грустью произнесла:

— Из-за этой войны я стала грязной, вонючей и, наверное, некрасивой.

Поскольку опровергать то, что они живут в грязи было бесполезно, Ганс с жаром возразил против последнего тезиса:

— О, фрау Мария, вы — самая красивая женщина на всем белом свете!

— Вот подхалим! — засмеялась трактирщица. — Тимотеус, вы слышали, что за подлиза этот мой трактирный слуга.

Очень больно было Гансу слышать этот смех. А купец вдруг серьезно заметил:

— Ну, вообще-то он прав. Полностью прав.

Мария очень внимательно посмотрела на русского и минуту они сидели молча. Потом тишину прервал очередной пушечный залп шведской батареи…

* * *

С каждым днем становилось всё холоднее — среди беженцев обнаружились умершие от холода. Трупы было негде хоронить.

17 сентября случилось чудо: в шведском лагере вдруг затрубили в трубы, забили в барабаны, шведы свернули свои походные шатры и покинули предместья города Риги.

Вскоре стало известно, к городу с большой армией подступает Его Величество Сигизмунд III. Никогда он не был так популярен в Риге, как в тот день, когда вместе с войском вступал в город. Забыв обо всех разногласиях, рижане кричали Его Величеству: «Виват, Сигизмунд!». Король слушал эти восторженные возгласы и улыбался.

Фрау Мария и купец Тимотеус, впрочем, не стали смотреть, как польский король и его воины вступали в город. Они поспешили в предместье Ластадия. Перед началом осады рижане сами сожгли все дома, которые находились неподалеку от крепости. Но постоялый двор фрау Марии размещался на самой окраине. Надежды трактирщицы оправдались. Если бы ни непрерывные дожди, ее дом исчез бы в огне. Но вода потушила пожар, и огонь не дошел до дома фрау Марии. Уцелел даже забор. Трактирщица вошла в здание и тяжело вздохнула.

Шведы разграбили постоялый двор. Здесь нельзя было найти ни грамма еды, ни посуды, ни постельного белья, ни спиртного. Осталась лишь тяжелая деревянная мебель: кровати, скамьи, столы, пустые сундуки. Женщина села на деревянную кровать и горько заплакала.

Она плакала больше часа, пока не услышала, что кто-то идет. Возчики Тимотеуса, крепкие бородатые русские мужики, несли тяжелые пуховые перины, подушки, одеяла, к дому подъехала телега, груженная посудой и бочками с пивом.

— Откуда? — только и спросила Мария у Тимотеуса.

— Некоторые вещи мне подарил мой торговый партнер Франц Ниенштедт, а что до остального, так ведь склады рижских ремесленников, как и прежде, полны товарами. В Риге стали продавать даже продукты.

Тимотеус рукой показал на рыжебородого слугу, который сноровисто относил в погреб окорока, ветчину. За ним еще один русский возчик катил бочонок с квашеной капустой.

— Но, Тимотеус, это же стоит огромные деньги! — пафосно и с некоторым лицемерием всплеснула руками Мария. — Я не могу этого принять.

— Для кого деньги большие, а для кого мелочь, — махнул рукой Тимотеус. И что-то еще еле слышно добавил по-русски. Мария улыбнулась счастливой улыбкой.

«Да как же богат этот русский», — подумал рыжебородый слуга Ганс.

Даже, если бы он и слышал, что сказал Тимофей Маше по-русски, то не смог бы понять смысл этой фразы. А Тимофей заверил: «Государь, заботится о слугах своих». И тут Маша почувствовала себя столь же счастливой, сколь счастливым чувствовал себя через сотни лет юный лейтенант, когда в ответ на вручение ему ордена, он произносил: «Служу России!».

Ставший счастливым день пролетел незаметно. А назавтра Мария уже не скрывала от слуг своих чувств к Тимофею. Возчики и слуга Ганс видели, что купец ночует в комнате хозяйки, что она может обнять его при всех средь бела дня. Мария не думала о том, что в глазах окружающих это выглядит как благодарность за привезенные русским вещи, она просто ликовала от любви, не замечая больше ничего вокруг.

Зато рыжебородый Ганс, к которому вернулась былая ревность, шептал про себя: «Шлюха! Эта красавица ведет себя, как купленная купцом за деньги развратница. Из тех, которых в Риге ловят, привязывают к позорному столбу, секут розгами. А затем навечно изгоняют из города»…

В Риге по-прежнему было много бездомных. Во-первых, это были горожане из предместий, чьи дома сожгли перед осадой, во-вторых, беженцы из районов, где бесчинствовал враг. Магистрат делал всё, что мог. Теперь, когда горожане уже не так сильно боялись голода, была организована раздача выжившим бездомным продовольствия. На самом высоком месте за крепостным валом — на Древней горе и у ее подножья — для беженцев устроили лагерь, воздвигли шатры. Глашатай объявлял им о времени богослужений в городских церквях. На шестах висели флажки с указанием районов, где находились оккупанты. Если разведчик возвращался и срывал флажок, часть беженцев ликовала: враг ушел, можно возвращаться домой.

…А на постоялом дворе фрау Марии всё было, как в старые, добрые времена. Хозяйка готовила вкусные блюда, в печке горели дрова, в трактире даже жили постояльцы — Тимотеус и его возчики. Раньше купец говорил, что его задерживает в Риге осада. Теперь путь был свободен, но Тимотеус почему-то не спешил из Риги, он словно чего-то ждал. Мария не спрашивала, чего именно — она была счастлива и боялась лишь одного, того, что любимый мужчина покинет ее.