— Но что меня ждет на Руси?

Тимофей жевал рыбу, воцарилась пауза. Запив съеденное добрым глотком пива, Выходец пояснил:

— Разве мало знающих иноземцев служат сейчас на Руси?! Только совсем недавно капитан Жак Маржерет стал командовать отрядом иноземцев. Руси нужны знающие военные, а страна моя велика и обильна. Государь всея Руси просил передать тебе, Конрад Буссов, коли приедешь ты служить в Москву, царь Борис пожалует тебе поместье со ста крестьянами и жалованье в 50 рублей в год. От себя к словам царским добавлю: в Москве в армии царя Бориса уже служат многие сотни иноземцев. Немцы живут в Немецкой слободе по своим собственным законам, там есть лютеранская церковь, при ней немецкая школа для детей. Ты будешь получать жалованье, а из поместья тебе станут присылать еду, дрова, ткани и другие припасы. Недавно в Москву приехала группа дворян из Ливонии, обиженная польским королем и не пожелавшая служить шведам. Знаешь, что сказал им великий государь? — «Очень сожалеем, что вы своими выгнаны, и всех животов лишились, но не печальтесь, мы дадим вам землю, людей и слуг, будем водить вас в шелку и золоте, кошельки ваши наполним деньгами…».

У Конрада Буссова захватило дух. Хоть и выдавал он себя в Лифляндии за дворянина, но на самом деле уроженец крошечного Люнебургского княжества был лишь сыном пастора. А в Московии его не только готовы были признавать дворянином, царь наделял его имением. Офицер сделал добрый глоток пива и сказал:

— Я согласен. Ведь к тому же так я устрою судьбу дочери.

— Дочери?

— Недавно через Ригу проезжал молодой пастор Мартин Бер. Ему удалось получить место в той самой лютеранской церкви в Москве, о которой вы говорили. Место хорошее, ибо над пастором нет начальника в виде епископа. А у меня есть дочь на выданье. В Риге пастор и она явно испытывали симпатию друг к другу. Но Бер откровенно сказал мне: «Кем я могу быть в Риге? Пастором без места? Вам нужен такой зять?». Мы поняли друг друга и развели руками. Теперь же я рад, что смогу поехать в Москву. И ради того, чтобы обеспечить свое будущее, готов рисковать здесь.

— Что скажете, ратман?

Выходец имел в виду, что Арманд Скров может высказаться по поводу решения офицера, и надеялся, что член магистрата одобрит выбор Буссова. Но собеседник понял его по-своему:

— А мне некуда бежать! Только Нарва — мое Отечество. Мои предки приехали в Эстляндию сотни лет назад и в Германии я — чужой. Но я чужой и тогда, когда отъеду на пять миль от Нарвы. Ибо меня будут окружать эсты. Да, они придерживаются одной веры со мной, я даже сплю со своей служанкой, а в молодости не раз задирал юбки другим женщинам эстов. У меня нет никаких предубеждений против них, но они — иные. И только в Нарве я чувствую себя дома. Поэтому я готов рискнуть. Я помню, как благоденствовал мой город под властью царя Ивана Грозного. Нам дали возможность жить, как мы хотим, и русские стрельцы лишь защищали наш выбор. Никто не опасался, что его насильно обратят в католичество, торговля процветала…

Неожиданно Конрад Буссов сказал:

— Я слышал, что герцог Карл заявил своим послам, которых он отослал в Москву, что при вступлении на престол он дал клятву сохранять шведские владения и не может отдать город русским. Он может лишь обменять его на русские города Корелу и Орешек. Но с условием, что торговля будет идти не через Нарву, а только через Таллинн!

— Но тогда мой город захиреет!

— Думаю, герцог Карл специально сделал такое предложение, зная, что царь отклонит его, но не сможет обвинить Швецию в неуступчивости, — пояснил Буссов.

— А откуда вы вообще всё это знаете? И как вы могли добраться до Нарвы? Вы, офицер армии польского короля, находитесь в шведском городе! И не проявляете никакого беспокойства.

— А шведы знают, что я здесь.

Тимофей Выходец замер. А Буссов невозмутимо пояснил:

— Я специально приехал договариваться с ними. Польская армия на юге, шведы уже заняли Пернов и продвигаются к лифляндскому Дерпту. В самом городе произошло восстание, горожане не впустили в город польский гарнизон, а значит шведы займут Дерпт без боя.

Буссов объяснял ситуацию, а Выходец старательно запоминал то, что говорил офицер.

— Итак, шведы скоро займут почти всю Лифляндию. И я, если хочу остаться здесь при деле и иметь влияние, должен перейти на их сторону. Шведы пообещали сделать меня комендантом Мариенбурга. А значит, если Государю всея Руси понадобится, я смогу передать сию крепость русской армии в любое время!

Вечером, в полной темноте Тимофей Выходец нашел в камышах свою лодку и торопливо поплыл к русскому берегу реки Наровы. Приласкать легкомысленную Анну ему так и не довелось. А ночью вместо плотской любви он занимался совсем иным делом — из Ивангородского замка писал письмо царю Борису. Этот доклад Выходца сохранился для истории. Кстати, в нем Тимофей, купец до мозга костей, не без сожаления писал: «А в Ругодив твоих государевых торговых людей ругодивский воевода не пускает… и товаров из-за реки вывести не дал, и торговли, государь, нет». Не было ее и в Пскове, откуда изгнали в качестве ответной меры таллиннских купцов…

На такие деньги в то время можно было каждую неделю покупать по корове. — Прим. авторов.

Цитата подлинная. — Прим. авторов.

В середине июля 1601 года небо над Москвой постоянно было покрыто тучами. В городе беспрерывно шли дожди. Катарине Котор не хотелось выходить из дому: на улице холодно, мокро, грязно, а в их жилище царит великолепие, к которому она за полгода жизни в столице России так и не смогла привыкнуть. Еще когда принц Густав въехал в Москву, Борис Годунов одарил его по-царски: прекрасный терем, великолепные скакуны, обилие дорогой посуды… Бывшая жена данцигского мещанина одевалась в наряды из расшитой золотом парчи, тончайшего персидского шелка, роскошного бархата, носила ожерелье из огромных жемчужин и увесистую золотую цепь (вскоре тяжелая цепь Катарине надоела и она спрятала ее в ларец из слоновой кости). Казалось, у Катарины есть всё, о чем только можно мечтать: любящий ее принц, огромные богатства, сколько угодно денег (когда Густав приехал в Москву, государь подарил ему фантастическую по тем временам сумму — десять тысяч рублей. Так как принц интересовался наукой больше, чем хозяйством, то он тут же передал все деньги своей «второй половине»).

Из Данцига к Катарине привезли ее детей. К чадам отнеслись, словно они были рождены молодой немкой в законном браке с Его Высочеством. Ни у кого и мысли не могло появиться, что Катарина будет недовольна жизнью. Между тем, данцигская красавица чувствовала себя несчастной.

Принц видел, что его любимая хандрила. Впрочем, и он сам в последние дни чувствовал себя подавленно. Очень хотелось увидеть солнце, но… Этот год был зловещим, пугающим: с весны стояла темень, словно продолжалась зима. Солнце заволокло какой-то дымкой, оно выглядело красноватым, даже в полдень на него можно было спокойно смотреть, не жмуря глаза. Впрочем, солнце и в обычный год бывает красным во время заката, когда вид его предвещает сильный ветер. Но в тот год и луна постоянно была кроваво-красной, словно во время затмения! А днем непрерывно шел дождь, наводящий уныние.