Купцу было скучно, хотелось позавтракать. Он решил было купить творога у запоздавшего крестьянина, спешившего на рынок, но Эрих преградил ему путь алебардой:

— Куда?!

Тимофей хотел ответить, но тут и его внимание, и внимание стражника привлекли несколько шведских рейтар, рысью скакавших к городским воротам.

— Вот же несутся. Посторонись! — сказал рослый Эрих.

«Не за мной ли они мчатся?» — с тревогой подумал про себя Тимофей.

Чтобы отвлечься от чувства голода и неприятных мыслей, он решил думать о хорошем. Вспомнилась жительница Нарвы Анна, супруга купца, которая охотно позволяла Выходцу разделять ее одиночество тогда, когда ее супруг надолго уезжал по торговым делам. «Не бойся, — цинично успокаивала мать троих детей любовника в моменты страсти, — даже если после твоих объятий у меня станет увеличиваться живот, наш ребенок будет признан законным сыном, а мой супруг сумеет обеспечить его. Так что смелее, Тимотеус!». Эти слова отнюдь не радовали Тимофея, он боялся, что Анна и в самом деле родит, и его ребенок вырастет не православным — еретиком. Но, хоть и беспокоился он, отказаться от встреч с Анной был не в силах. Заметим, что несмотря на возраст, тридцатилетняя супруга нарвского торговца мехами была очень хороша. Рождение троих дочерей отнюдь не испортило ее фигуру, она тщательно следила за собой, а в постели была страстной, и, что редко встречалось в то время, жадной до экспериментов и новых поз. К тому же хвалила Тимофея за его неутомимость, даже насмехалась над супругом, мол, плоховато тот исполняет супружеский долг. А любимого Тимотеуса, как уже говорилось, нахваливала: в кровати он куда лучше ее рогоносца.

Псковский купец уже давно свыкся с мыслью, что лучшей любовницы, чем эта нарвская прелюбодейка, ему не найти: обаятельная, остроумная, красивая, смелая и тщательно следящая за своим телом… Даже в ее циничных шутках, в ее испорченности было нечто вовсе не отталкивающее от нее, а греховно-притягательное. И Тимофей даже гордился, что эта необычная женщина остановила свой выбор на нем. Причем он понимал, что в его отсутствии Анна наверняка не скучает, что он и муж этой красавицы, наверняка не единственные ее мужчины. Но и эта мысль не подводила Тимофея к выводу, что надо прекратить любовную связь. Как говорится, лучше есть медовый крендель в солидной компании, чем черствый хлеб в одиночку.

Несмотря на приятные воспоминания о черноволосой красавице Анне, о том, как она хороша, когда утром, при свете дня, встает, не стесняясь своей наготы, купец не утратил внимания к происходившему на улице. Он одновременно и думал об Анне, и внимательно наблюдал за окружающими. Видел, как рейтары, не обращая на него никакого внимания, торопливо проскакали через городские ворота, оттеснив в сторону крестьян. Видел, как постепенно все желавшие попасть на городской рынок хуторяне уплатили пошлину и проехали за крепостную стену. Перед входом в город остались только Тимофей и стражник Эрих.

Чтобы скоротать время, Выходец продолжил думать о приятном — об Анне. Увы, Тимофей понимал, что в в этот приезд в Нарву он не получит возможности вновь наставлять рога местному торговцу мехами Он считал, что не может сегодня осчастливить своими лобзаньями легкомысленную Анну не только потому, что ее супруг, возможно, будет дома. Главная проблема заключалась в том, что Анна ложилась под русского купца Тимотеуса, а с приказчиком Карлом из Вендена была абсолютно незнакома, более того, даже и не подозревала о его существовании. И разведчик Выходец вовсе не собирался раскрывать этой развратной немке свою тайну: если она при каждой встрече с Тимофеем предает супруга, то наверняка легко предаст и самого Выходца ради выгоды и удовольствий. А жаль. Как уже говорилось, такую женщину, как Анна, надо было еще поискать.

Тимофей не готов был признаться даже самому себе, что истинная причина его добровольного отказа от свидания с любовницей не в этом. Всё чаще вспоминал он русскую женщину Машу, одиноко жившую в городе Риге. И хотя, будучи еще не старым и крепким мужиком, он, как и положено, испытывал плотские желания, но даже с красивой и бойкой прачкой Прасковьей, которая услаждала его по ночам в Пскове за то, что дарил ей дорогие подарки, он встречался теперь довольно редко. И ведь умом понимал, что Анна более страстна и приятна в постели, а Прасковья моложе и красивее трактирщицы Марии (да и обаятельная, фривольная Анна, пожалуй, выглядела бы на улице более приметно; на нее, а не на скромницу Машу, заглядывались бы мужчины, поставь их рядом). Но словно околдовала Выходца рижанка! О чем он предпочитал не думать: встретились, разошлись, что у них еще может быть общего с этой лифляндкой? А раз, кроме редких ночных ласк, больше ничего не ожидается, то нечего и голову себе морочить.

«Как только торговля между Московией и Швецией возобновится, надо будет, не таясь, поехать в Нарву и встретиться с Аннушкой», — словно споря с самим собой, решил Тимофей.

Легка на помине! По улице, словно прочитав мысли Тимофея Выходца, шла с корзинкой в руках жена нарвского купца Анна. Шла, слегка покачивая бедрами. Вроде бы и не нарушала ее походка правил приличия, но все мужчины на улице смотрели только на нее, и завидовали в тот момент ее богатому мужу, оптовому торговцу мехами Фридриху. Молодой и, видно, неопытный в амурных делах стражник Эрих, желая обратить на себя внимание черноволосой красавицы, вежливо спросил:

— Фрау Анна, вы на базар, покупать еду, чтобы приготовить обед Фридриху?

В небольшом, в сущности, городке, почти все знали друг друга по имени.

— Нет, Эрих. Я одна, совсем одна, — томным голосом ответила обаятельная женщина. — Мой супруг поехал по имениям, скупать меха у местных дворян. Хочет заключить хоть какие-то сделки, ведь русским запрещено везти меха в Нарву. И для кого мне готовить обед?

Анна так лукаво задала этот вопрос и так взглянула на Эриха, что юный стражник просто покраснел, хотя формально в словах супруги торговца не было и намека на фривольность.

Анна равнодушно посмотрела на стоявшего рядом незнакомого приказчика.

— Кто это рядом с тобой, Эрих?

— Это приказчик Карл. Он приехал из Вендена.

Купец Выходец с огромным трудом сохранял невозмутимое выражение лица. Причем, отнюдь не страстное желание при виде красавицы Анны, а страх испытывал он в тот момент.

«Как нелепо было бы погибнуть из-за страстной любовницы! — думал он. — Если она сейчас узнает меня, то невольно может выдать, что мы знакомы, пусть даже при этом откроется ее блуд. Я же никак не смогу объяснить, почему эта женщина называет приказчика Карла Тимотеусом. Неужели придется мудреным ударом тэйквондо, коему некогда обучил меня живший среди китайцев дядя Федор, уложить стражника Эриха на землю и быстро бежать из города?!»

Но женщина, видимо, не признала в нем своего мужчину. А после слов Эриха, Анна окончательно утратила интерес к какому-то приказчику, чье лицо почему-то показалось ей знакомым. И приказчик, и рядовой стражник были ей совсем не интересны.

Выходец усмехнулся про себя, вспомнив, как он в первый и в последний раз попытался подарить ей кольцо с бриллиантом. Его притягательная любовница с циничной иронией отвергла дар. Возражение ее оказалось лаконичным: