Я уставилась на нее. На одно ужасное мгновение это показалось мне хорошей мыслью. Пойти к врачу. Он сделает мне маленькую операцию, и я снова буду свободна и счастлива. Но почти тут же я поняла, что не смогу это сделать. Не убий. Нельзя убивать беззащитного младенца, который не сделал ничего дурного. Разве у него нет права жить? Может быть, если обратиться к Лео, он сможет найти ребенку хороший дом, как когда-то нашел котятам? Я обдумала эту идею и сочла ее подходящей. Теперь оставалось лишь набраться храбрости для предстоящего разговора.

Я шла мимо палаццо Росси и остановилась, уставившись на его внушительный парадный вход. Самообладания, чтобы постучать в эту дверь и попросить о разговоре с Лео, у меня точно не хватит, к тому же это было бы просто глупо. Единственный способ написать ему письмо.

Только я решила так и сделать, как дверь отворилась, и вошла Бьянка. Сегодня на ней было белое платье для тенниса, черные волосы перехватывала белая лента, а в руках она держала сумку, из которой торчали ракетки. Должно быть, кто-то окликнул ее из дома, потому что она оглянулась, отпустила какую-то колкость, а потом тряхнула головой, засмеялась и двинулась прочь. Когда Бьянка шла мимо меня, ее губы кривились в удовлетворенной улыбочке. Я явно для нее не существовала.

Я вернулась домой и написала письмо. Там было сказано: «Нам нужно увидеться. Можешь на днях прийти в академию к полудню?»

Пожалуй, академия — совершенно безобидное место, где можно якобы случайно столкнуться со знакомым. Это не вызовет пересудов, и вообще так гораздо лучше, чем звать Лео к себе. Слух о том, что Леонардо Да Росси побывал у незамужней женщины, распространится мигом. Честно говоря, предстоящая встреча меня страшила. Я подбирала итальянские слова, которые мне хотелось сказать Лео, но поняла, что просто не смогу их произнести. Оставалось лишь молиться, чтобы он понял английское слово «беременная». И надеяться, что никто не поймет разговора, который мы будем вести на иностранном языке, даже если попытается нас подслушать.

Опустив письмо в желтый почтовый ящик, я ощутила во всем теле невероятную слабость и нервную дрожь от ожидания того, что мне предстоит.

22 сентября

Ждать долго мне не пришлось! Когда в полдень я спустилась по лестнице, Лео стоял в тени сразу за внушительным мраморным портиком здания академии. Он выступил на солнце с восхищенной улыбкой, буквально растопившей мое сердце, и воскликнул:

— Ты еще здесь! А я боялся больше тебя не увидеть и так обрадовался, когда получил твою записку! Слышал, что из-за войны академия отсылает иностранных студентов по домам, и был уверен, что ты уже уехала. Ну что, поищем, где пообедать? Хочешь есть?

— На самом деле, нет, правда. Я бы лучше поговорила. Мне нужно кое-что тебе сказать.

— Конечно, — согласился он. — Ты хотела попрощаться, правда? Лучше бы тебе отправиться домой, пока не слишком поздно и дороги через Францию безопасны. Если хочешь, я с этим помогу. Могу устроить, чтобы с тобой поехал кто-нибудь из наших работников. Хочу быть уверенным, что ты благополучно пересекла Европу.

Ничего ему не ответив, я пошла через маленькую площадь к берегу канала, в густую тень от дерева с пышной кроной. Там я примостилась на низеньком парапете, и Лео присел рядом. Мои туфли лишь чуть-чуть не доставали до поверхности воды, которая билась о кирпичную стенку. Мимо скользнула гондола, ее пассажирка полулежала, придерживая свою широкополую соломенную шляпу, — полная умиротворения сценка, абсолютная противоположность царившему у меня в душе смятению.

— Я буду очень скучать по тебе, — сказал Лео, — но мне будет спокойнее знать, что ты дома, в безопасности. Ты же в маленьком городке живешь, да? Значит, бомбежки ему не грозят. Хорошо, что нам тут тоже не надо их бояться. Венецию объявят городом исторического наследия, никто не посмеет ее и пальцем тронуть, а мои отец и тесть только разбогатеют на поставках для немецкой армии. Так что для нас обоих все сложится хорошо. — Он сопроводил последние слова смешком, по которому стало ясно, что они не отражают его истинных чувств.

— Лео, — начала я, — как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Я не еду домой.

— Не едешь? Но ты должна поехать, кара миа. Пока это еще можно сделать. Что, если Италия решит присоединиться к Германии, и ты станешь гражданкой государства, с которым мы воюем? А твоя мать? Она сойдет с ума от страха и беспокойства, если ты будешь далеко. — Он коснулся моей руки. — Я не хочу терять тебя, но нужно поступать так, как будет лучше. И безопаснее.

Боже, это его прикосновение доконало меня, я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Я не могу вернуться домой, Лео, — сказала я. — Я жду ребенка. Мама не должна об этом узнать.

Вид у него стал такой ошеломленный, будто я отвесила ему пощечину.

— Ребенка? Ты уверена?

Я кивнула.

— Боюсь, что да. Мне тоже трудно было поверить, ведь это так несправедливо. Всего один раз, и вот… — Я отвернулась, потому что не могла на него смотреть.

Теперь он крепко держал меня за руку.

— Не тревожься, кара миа. Я сделаю все, что могу, чтобы тебе помочь. Я бы женился на тебе, если бы мог, ты же знаешь. Но увы… — и он глубоко вздохнул, качая головой.

— Я понимаю. Ты мало что можешь тут сделать. Я решила, что останусь в Венеции до родов, организую ребенку усыновление и вернусь домой. Никто и не узнает, что со мной произошло.

— Ты откажешься от ребенка? Так легко? Отдашь его в хороший дом, как тех котят?

Лучше бы он их не приплетал. Я резко повернулась к нему.

— А что мне, по-твоему, делать? — От волнения мой голос сорвался. — Что ты предлагаешь? Не сомневаюсь, тебе ясно, что оставить ребенка у себя я не могу.

Он сильнее сжал мою руку и сказал:

— Дай мне об этом подумать. Устроим все самым лучшим образом. Может быть… — начал Лео, но лотом замолчал, оставив меня гадать над этим «может быть». Но он лишь спросил: — Ты была у врача?

— Избавляться от ребенка я не собираюсь, если ты об этом.

Он явно ужаснулся.

— Конечно, нет, ни в коем случае! Я имел в виду, врач подтвердил твое состояние?

— Незачем. Мое состояние для меня совершенно очевидно.

— Я устрою тебе визит к нашему семейному доктору. Естественно, совершенно конфиденциальный. Так я хотя бы буду уверен, что о твоем здоровье позаботятся. И деньги. О деньгах не беспокойся.

— С этим все нормально, — проговорила я, — денег мне хватит. У меня годовая стипендия, продержусь на ней. Ребенок, думаю, родится в начале мая, а потом я приду в себя и уеду домой.

— Ты так легко говоришь об этом, — сказал он. — Как будто мы обсуждаем незначительное неудобство.

Я отвернулась и стала водить пальцами по грубой кирпичной кладке.

— У меня было время, чтобы это обдумать, Лео. Вначале была в отчаянии и панике, но потом поняла, что надо мыслить здраво. Незачем заранее привязываться к ребенку, которого я не смогу растить. Так будет лучше, согласен?