За дверью туалета с озабоченным видом стояла жена профессора.

— Мне ужасно жаль, — сказала я ей. — Наверно, в этом ризотто есть что-то, чего мой организм не принимает. Я никогда его раньше не ела.

— Не переживайте, дорогая моя. Может, во всем виноват его вид, с непривычки он может показаться отталкивающим.

— Наверно, мне лучше пойти домой, — решила я. — Пожалуйста, передайте всем мои извинения.

Я поспешила уйти. На свежем воздухе стало легче, но по-прежнему слегка подташнивало. Добравшись до дома, я попила ромашкового чая с крекерами и отправилась в постель, а наутро была свежа, как майская роза. Да, подумалось мне, пожалуй, нам с каракатицей не стать лучшими подружками. Я позавтракала и отправилась в академию.

К обеденному времени мне было уже почти дурно от голода. Мои однокурсники собирались перекусить пастой в их излюбленной забегаловке возле узкого канала, где цены были низкие, а порции — большие. Однако мой желудок воспротивился мысли о макаронах, и я остановила выбор на бутербродной, где делали трамеццини, и взяла свои любимые, в том числе с тунцом и оливками. Откусила всего пару раз и поняла, что меня сейчас снова вырвет. Я опрометью бросилась вон, и меня стошнило в водосточный желоб.

Да что со мной такое? Явно не кишечный грипп, иначе мне было бы дурно прямо с утра и я не смогла бы позавтракать. Какое-нибудь пищевое отравление? Плохая вода? В последнее время я несколько расслабилась и, чистя зубы, пользовалась обычной водой из-под крана. Наверно, дело в ней, рассудила я.

Заскочив в маленький магазинчик, я купила бутылку минералки и сухариков. Все это вроде бы успокоило мой желудок, и я вернулась в академию, но вечером мне стало дурно после салата и яйца вкрутую. Я пошла к себе в комнату. Со мной явно что-то не так. Показаться врачу или просто поехать в Англию, пока я еще в состоянии это сделать? Я представила, как обо мне заботится мама, как она приносит мне в постель мясной бульон и тарелку подсушенных тостов — это наше обычное лечение от всех желудочно-кишечных хворей. Фантазия показалась очень привлекательной.

Однако утром я снова чувствовала себя хорошо. Когда после утренних занятий пришла пора подумать про обед, я решила, что не хочу опять оказаться в неловкой ситуации, пошла в бутербродную и купила два трамеццини — один с сыром, один с ветчиной. Я взяла их и отправилась на скамью у Гранд-канала, возле остановки вапоретто. Откусила, проглотила пару кусочков и опять ощутила рвотные позывы. Немедленно прекратив есть, я хлебнула минералки, чтобы успокоить желудок. Приятно было сидеть на солнышке и смотреть, как мимо идут люди. Венеция такой симпатичный город, в нем всегда найдется что-нибудь, радующее глаз, и я решила достать альбом. Если поесть не получается, можно по крайней мере использовать это время с толком и поработать над прорисовкой человеческих фигур.

Уйдя с головой в изображение продавца из газетного киоска, я вдруг услышала громкие крики радости и увидала двух женщин. Они, распахнув объятия, с восторженными лицами мчались навстречу друг другу.

— Бамбино! — воскликнула старшая женщина. — Финалменте. Граце Дио[20]!

И они затеяли оживленный разговор, смысл которого я не могла уловить, но итальянцы всегда жестикулируют, когда говорят, и мне стало ясно, насколько удивило и взволновало их это событие. Я наблюдала за ними с тем опосредованным удовольствием, которое возникает, когда видишь счастливых людей, пока в мою голову не закралась странная непрошенная мысль.

Бамбино. Разве необъяснимая тошнота и слабость не входят в число первых признаков… Нет, исключено. Почему мне до сих пор не приходило в голову, что результатом того, что произошло у нас с Лео, может стать беременность? Ведь не с первого же и единственного раза? Потом я вспомнила, что у меня не было месячных с… с июля? Но они всегда приходили нерегулярно, поэтому пока еще рано было беспокоиться о задержке. А еще я вроде бы слышала, что беременных тошнит в основном по утрам, а не ни с того ни с сего в самое разное время дня.

Эта мысль меня взбодрила, но я все равно не удержалась и отправилась по мосту в книжный магазин на улице Ассасинов, где зарылась в справочники о беременностях и родах. Там оказалось черным по белому написано: иногда тошнота появляется ближе к вечеру. Считается, что чаще так бывает, если женщина ждет сына.

Я вышла из книжного и постояла на пустой улице. Мне отчетливо вспомнилось, как мы встретились тут с Лео.

«У ассасинов есть своя улица?» спросила я тогда, а он вполне серьезно ответил:

«А как еще их найти, если они вдруг понадобятся?»

И мы засмеялись.

Джулиет. Венеция, 12 сентября 1939 года

Я стояла одна в густой тени, не зная, куда теперь идти. Не зная, что делать. Сказать Лео я не могла. Но я должна была ему сказать. Он имеет право знать, ведь так? А потом пришло ужасное окончательное понимание: домой мне не вернуться. Я подумала о маме — столпе церкви, главе женской алтарной гильдии нашей маленькой деревни, где сплетни — самое главное развлечение. Да она умрет со стыда! А как же я сама? Чем я буду заниматься? Уж конечно, меня не возьмут обратно в школу, где хвалятся христианскими ценностями, которые там воспитывают в юных леди. На что нам жить без моего жалованья? Знаю, у тети Гортензии до сих пор есть небольшой доход, но хватит ли его на всех? Я могла вообразить лошадиное лицо тетушки с этим ее надменным, вечно изумленным выражением. Она наверняка скажет:

— А я всегда знала, что эта девочка пойдет по дурной дорожке. Она даже в юности слишком интересовалась противоположным полом. И здравого смысла у нее никакого.

Интересно, удивилась бы она, узнав, что виновником моего падения стал тот самый мужчина, против которого она меня когда-то предостерегала? Мысли вихрем кружились в голове, и на миг показалось, что я сейчас потеряю сознание. Чтобы не упасть, я положила ладонь на холодную каменную стену какого-то здания.

— Ладно, — сказала я себе, — думай, Джулиет.

До следующего лета у меня будет стипендия. Когда, значит, должен родиться ребенок? Через девять месяцев, так? Как же мало я знаю о беременности и родах! Мне вспомнилась история, как забеременела одна девушка из нашей деревни, работница с фермы. И сколько было пересудов. Все эти разговоры, вертевшиеся вокруг того, кто мог бы быть отцом ребенка и почему он на ней не женился. Сплетни насчет того, с кем она встречалась девять месяцев назад. Я быстро подсчитала в голове: конец апреля или начало мая, и у меня забрезжила надежда. Девять месяцев. Я смогу остаться здесь, продолжать учебу, если мне разрешат. Потом, когда ребенок появится, отдам его на усыновление, вернусь домой, и никто ничего не узнает. Надо написать матери, мол, все уверяют меня, что в Венеции совершенно безопасно, и разумнее остаться здесь, закончить обучение, а не рисковать, пустившись в такой момент в дорогу. Кроме того, если повезет, к лету война окончится. Я знала, что мама будет сердиться, но это казалось единственным решением.