Лизи подошла к кровати, опустилась на колени, подняла крайчехла и заглянула под неё. И там, в пыльном зазоре между кроватью и полом, кудавернулся запах куриного помёта («Как пёс возвращается к своей блевотине», —подумала Лизи), стояло то, что она искала.

Там, в густой тени, Лизи различила силуэт кедровой шкатулкидоброго мамика Дебушер.

Едва она успела зайти в залитую солнцем кухню, сжимая вруках кедровую шкатулку, как затрезвонил телефон. Она поставила шкатулку настол и ответила рассеянным «алло», больше не боясь голоса Джима Дули. Если бы позвонилон, она бы сказала, что обратилась в полицию, а потом положила бы трубку. Внастоящий момент она была слишком занята, чтобы бояться.

В трубке раздался голос Дарлы — не Дули, звонила она изкомнаты для посетителей «Гринлауна», и Лизи не особенно удивилась, выяснив, чтоДарлу мучает совесть из-за звонка Канти в Бостон. А если бы всё было наоборот,Канти находилась бы в Мэне, а Дарла в Бостоне? Лизи подумала, что от переменымест слагаемых ничего бы не изменилось. Она не знала, по-прежнему ли Дарла иКанти любят друг друга, но связь между ними осталась, как между пьяницей ивыпивкой. Когда они были детьми, добрый мамик говорила: если Кантатаподхватывает грипп, то у Дарланны тут же поднимается температура.

Лизи пыталась давать правильные ответы, как и в более раннемтелефонном разговоре с Канти, и по той же причине — чтобы поскорее закончить сэтим берьмом и заняться своими делами. Она полагала, что сможет позаботиться осёстрах позже (надеялась на это), но здесь и сейчас угрызения совести Дарлы значилидля неё так же мало, как и нынешнее состояние Аманды. Так же мало, как итеперешнее местопребывание Дули, при условии, что его нет в одной комнате с нейи он не размахивает ножом.

Нет, нет, заверила она Дарлу, ты поступила правильно,позвонив Канти. И да, Канти совершенно незачем срываться из Бостона и мчатьсясюда. И да, конечно, она, Лизи, сегодня обязательно навестит Аманду, толькопопозже.

— Это ужасно. — И Лизи, пусть и занятая своими мыслями,услышала страдания в голосе сестры. — Она ужасная. — Тут же Дарла затараторила:— Я хотела сказать другое, она не ужасная, разумеется, нет, но это ужасно Рвидеть её такой. Там только её оболочка, Лизи. Солнце освещало половину её лица,когда я была там, утреннее солнце, и кожа у неё выглядела такой серой истарой», — Не надо так расстраиваться, милая. — Кончиками пальцев Лизи водилапо гладкой лакированной крышке кедровой шкатулки доброго мамика. Даже сейчас,при закрытой крышке, она ощущала идущий изнутри сладкий запах. А уж открыв её,собиралась наклониться и с головой нырнуть в аромат, будто вдохнуть прошлое.

— Они кормят её через трубочку, — говорила Дарла. —Вставляют, а потом вынимают. Если она не начнёт есть сама, полагаю, трубочкуоставят насовсем. — Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — Они кормят еёчерез трубочку, а она уже такая тощая и не говорит, а я поговорила смедсестрой, и та сказала, что иногда они остаются такими на годы, иногда вообщене возвращаются, ох, Лизи, не знаю, как я всё это вынесу!

Последние слова Дарлы вызвали у Лизи лёгкую улыбку, а еёпальцы двинулись к петлям на задней стороне шкатулки. Это была улыбкаоблегчения. Она разговаривала с Дарлой — королевой драмы, Дарлой-Примадонной,то есть всё вернулось на круги своя, обе сестры играли привычные им роли. Наодном конце провода Дарла Впечатлительная. Протяните ей руку помощи, дамы игоспода. На другом конце - Маленькая Лизи, маленькая, да удаленькая. Давайтепослушаем, что она скажет.

— Я заеду в «Гринлаун» во второй половине дня, Дарла, и ещёраз поговорю с доктором Олбернессом. К тому времени у них сложится более яснаякартина относительно её состояния.

— Ты действительно так думаешь? — В голосе Дарлы слышалосьсомнение.

На этот счёт у Лизи не было ни малейшего долбаного понятия.

— Абсолютно. А тебе следует поехать домой и отдохнуть.Может, даже поспать.

— Ох, Лизи, — говорила Дарла с драматическими интонациями, —я просто не смогу уснуть.

Лизи было без разницы, будет ли Дарла есть, спать, куритьтравку или просрется на бегонии. Ей хотелось положить трубку.

— Дорогая, потом ты сможешь приехать, а пока постарайсярасслабиться. Слушай, не могу больше говорить. Должна следить за духовкой.

Настроение Дарлы мгновенно переменилось.

— Ой, Лизи! Ты? — Лизи это вопросительное «ты» крайнеразозлило. Как будто за свою жизнь она ничего не готовила, кроме… чизбургерногопирога из полуфабриката. — Что ты печёшь? Банановый хлеб?

— Ты почти угадала. Клюквенный хлеб. Я должна проверить, какон там.

— Но позже ты заедешь сюда, чтобы проведать Анду, правда?

Лизи хотелось кричать. Вместо крика она сказала:

— Обязательно. Во второй половине дня.

— Ну, тогда… — Дарла замолчала. «Убеди меня, — просило еёмолчание. — Поговори со мной ещё минут пятнадцать и убеди меня». — Пожалуй, ямогу поехать домой.

— Вот и договорились. Пока, Дарл.

— И ты не считаешь, что я поступила неправильно, позвонивКанти?

Нет! Позвони Брюсу Спрингстину! Позвони Холлу Холбруку!Позвони Конди Долбаной Райс! Только ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!.[79]

— Нет, конечно. Я думаю, ты всё сделала правильно. Держи её…— Лизи вдруг подумала о маленьком блокнотике с вычислениями Аманды. — Держи её вкурсе.

— Ну… хорошо. До свидания, Лизи. Полагаю, мы скоро увидимся.

— Пока, Дарл. Щелчок отбоя. Наконец-то.

Лизи закрыла глаза, откинула крышку шкатулки и вдохнуласильный аромат кедра. На мгновение позволила себе вновь стать пятилетнейдевочкой, одетой в шорты Дарлы, которые стали той малы, и обутой в свои чутьстоптанные, но любимые ковбойские сапожки «Маленькая наездница» с выцветшимирозовыми ушками по бокам.

Потом заглянула в шкатулку, чтобы посмотреть, что там лежити куда это её приведёт.

Сверху лежал пакет из фольги длиной шесть или восемь дюймов,шириной в четыре, толщиной в два. В двух местах содержимое пакета выпирало,обтянутое фольгой. Она не знала, что это, но когда подняла, уловила лёгкийзапах мяты (собственно, она уловила его и раньше, он накладывался на кедровыйаромат шкатулки) и вспомнила ещё до того, как раскрыла пакет и увиделаокаменевший кусок свадебного торта. А в нём — две пластмассовые фигурки:кукла-мальчик во фраке и цилиндре и кукла-девочка в свадебном платье. Лизисобиралась хранить этот кусок год, а потом съесть на пару со Скоттом на первуюгодовщину их свадьбы. Это ли не суеверие? Если так, ей следовало положить кусокторта в холодильник. А он оказался в шкатулке.