– Не начинай, мы слишком пьяны для этого разговора.

– Ааааа! – тяну я, понимая, что он прав.

Хардин кивает головой и поднимается по лестнице.

Я цепляюсь за его шею, и он улыбается, глядя на меня сверху вниз.

– Не урони меня.

Он опускает меня ниже. Я поворачиваюсь и с негромким стоном обвиваю ногами его торс.

– Тихо. Если бы я собирался тебя уронить, – шепчет он, – я бы уже это сделал.

Изображаю на лице ужас. Он злорадно усмехается, и я, наклонив голову, показываю ему язык, кончиком касаясь его носа.

Проклятое виски. В конце коридора зажигается свет, и Хардин спешит к нашей комнате.

– Ты их разбудила, – сообщает он и кладет меня на кровать.

Я расстегиваю туфли, потирая ноющие лодыжки, и сбрасываю на пол ужасную обувь.

– Это ты виноват! – Я прохожу мимо него и открываю шкаф в поисках чего-нибудь удобного для сна. – Это платье меня убивает! – восклицаю я, потянувшись рукой за спину, чтобы его расстегнуть. Это было гораздо проще сделать, когда я была трезва.

– Вот. – Хардин встает позади меня и кладет мою руку на застежку молнии.

– Какого черта?

– Что?

Его пальцы скользят по моей коже, отчего пробегают мурашки.

– У тебя кожа покраснела от этого платья. – Он прикасается к моим лопаткам и стягивает ткань вниз, пока платье не падает на пол.

– Оно ужасно неудобное, – жалуюсь я.

– Я вижу. – Он обшаривает меня голодным взглядом. – Ничто не заставляет твою кожу так краснеть. Разве что я.

Я вздыхаю. Он пьян, игрив, и в его глазах отражается именно то, что он думает.

– Иди сюда.

Он подходит ко мне совсем близко. Он полностью одет, а на мне только лифчик и трусы.

Я качаю головой:

– Нет…

Я знаю, что должна ему что-то сказать, но не могу вспомнить что. Когда он так смотрит, я едва могу вспомнить, как меня зовут.

– Да, – отчеканивает он, и я делаю шаг назад.

– Я не стану заниматься сексом с тобой.

Он хватает меня за руку, а другой рукой берет меня за волосы, осторожно натягивая их так, что я вынуждена смотреть ему в глаза. Я чувствую его дыхание на своем лице, наши губы – в сантиметрах друг от друга.

– Это почему еще? – спрашивает он.

– Потому что… – Мозг судорожно ищет ответ, а подсознание умоляет его сорвать с меня оставшуюся одежду. – Потому что ты меня рассердил.

– Ну и что? Ты меня тоже рассердила.

Его губы касаются моей кожи, двигаясь вдоль подбородка. Колени мои слабеют, сознание затуманивается.

Наморщив лоб, я спрашиваю:

– А ты почему рассердился? Я ничего не сделала!

В животе у меня потягивает, когда его руки перемещаются мне на задницу, медленно сжимая ягодицы.

– Твоего маленького шоу в баре было достаточно, чтобы отправить меня на хрен в сумасшедший дом, не говоря уже о том, что ты болталась по городу с этим долбаным официантом; ты унизила меня перед всеми, оставшись с ним. – Его тон становится угрожающим, но мягкие губы продолжают двигаться вниз по шее. – Я так сильно хочу тебя, как тогда, в этом чертовом баре. После того, как я увидел, как ты танцуешь, я хотел взять тебя в туалете и трахнуть, прижав к стене. – Он прижимается ко мне, и я чувствую его твердый член.

Как бы я его ни хотела, я не могу позволить ему свалить все на меня.

– Ты… – Я закрываю глаза, наслаждаясь прикосновением его рук и губ. – Ты один… – Я даже не могу сформулировать связное предложение, не говоря уже о том, чтобы произнести. – Остановись.

Хватаю его за руки, чтобы освободиться от объятий. Глаза Хардина вспыхивают, и руки бессильно опускаются по швам.

– Ты меня не хочешь?

– Конечно, я хочу. Я всегда хочу. Я просто… Наверное, я схожу с ума.

– Может, ты сойдешь с ума завтра? – злобно усмехается он.

– Я уже сошла. Мне нужно…

– Тсс!

Он прижимается губами к моим в жестком поцелуе. Губы мои раскрываются, и он проникает между ними, снова натягивая волосы, погружая язык в мой рот, прижимаясь так близко, как это возможно.

– Обними меня, – требует он, хватая меня за руки.

Мне не нужно повторять дважды; я хочу этого так же, как и он. Мы всегда так поступаем, это совершенно неправильный способ, но он не кажется нам таковым, когда все происходит как сейчас.

Я нашариваю пуговицы его рубашки, и он, нетерпеливо постанывая, обеими руками ослабляет воротник, и я их расстегиваю.

– Мне нравится твоя рубашка, – говорю я, не переставая целоваться, и он улыбается.

– Я ее терпеть не могу.

Я сдергиваю ткань с его плеч, и она падает на пол. Язык Хардина медленно движется у меня во рту, и я таю от этого грубого, но невероятно сладкого поцелуя. Я чувствую его гнев и раздражение, но он делает все возможное, чтобы скрыть их. Он всегда скрывает свои настоящие чувства.

– Я знаю, ты скоро от меня уедешь, – говорит он, снова целуя меня в шею.

– Что? – Я удивленно отклоняюсь назад.

Мое сердце стонет, а виски заставляет меня сильнее чувствовать его переживания. Я люблю его, я так сильно люблю его, но он заставляет меня чувствовать себя слабой и уязвимой. Как только я позволяю себе поверить, что он взволнован, печален или расстроен, я уже не могу чувствовать себя как раньше, сосредоточиваюсь на нем, а не на себе и на том, что мне нужно.

– Я так люблю тебя, – шепчет он, медленно проводя большим пальцем по моим губам.

Его голая грудь и живот прекрасно смотрятся с джинсами, и я чувствую, что уже полностью в его власти.

– Хардин, что…

– Давай поговорим позже, я хочу тебя.

Он ведет меня к кровати. Стараюсь не обращать внимания на призывы разума остановиться. Я этого не могу. У меня нет сил, чтобы остановить себя, когда его грубые руки ложатся на мои бедра, толчком раздвигая их, когда он дразнит меня, проводя указательным пальцем по моим трусикам.

– Презерватив! – задыхаясь, напоминаю я, и наши взгляды встречаются.

– Что, если мы не будем его использовать? Если я кончу в тебя, ты не будешь…

Но он прерывается, и я рада этому. Не думаю, что я готова к тому, что он собирался сказать. Он встает на ноги и идет к чемодану, который лежит на полу. Утыкаюсь в потолок и пытаюсь разобраться в своих пьяных мыслях. Действительно ли мне нужно в Сиэтл? Так ли он важен для меня, что я готова потерять Хардина? Боль, которая возникает во мне от этой мысли, почти невыносима.

– Да ты надо мной издеваешься! – внезапно произносит он. Когда я сажусь, он таращится на маленький клочок бумаги в своей руке. – Что это за хрень? – спрашивает он, глядя на меня.