– Да, голос Ноттэ, – не осмелилась оспорить Зоэ.

Она повторила, как пришла к колодцу и стала слушать, как чуть не заснула, а потом голос почудился и сделался внятнее. Слова выговаривались трудно, Зоэ часто запиналась, стараясь не глядеть на короля и патора, спасаясь от величия собравшихся в зале людей – изучением узора на полу. Слушали её молча и, судя по совершенству тишины, внимательно.

– Мы сегодня все взялись говорить правду, как на исповеди и подобает, – отметила королева, когда Зоэ смолкла. – Патор, вы не могли бы уточнить: так ткань была бурая или все же более темного оттенка?

– Она лжет. Это немыслимо, слушать бредни какой-то девчонки, плясуньи! Наверняка она еретичка. Вы сами полагали проклинательниц недостойными жизни, а ныне отравляете свой слух гнуснейшими наветами, – на сей раз патор не смог сохранить спокойствие. – Да, мы достигли договоренности с сыном штиля. Не стану отрицать: мы желали обезопасить южные границы, ценою же были бумаги, дающие нэрриха Эо право на земли близ озера, мы не так давно испросили означенные земли для новой обители. Вот и все наши замыслы, в них одна лишь польза для страны и радение о душах живущих в ней.

Королева обернулась к мужу и уточнила, прочел ли он письмо, доставленное капитаном Вико. Бертран кивнул, нахмурился и нехотя отложил яблоко, так удобно занимавшее руки.

– Вы полагаете, слова, дошедшие до слуха девочки, не сон и не обман? – уточнил король.

– Колодцы не обманывают. Они или дают ответы, или не дают ничего, это ведомо патору не хуже, чем нам, – покачала головой королева. – Полагаю, Ноттэ уже в крепости Тольэс или близ её ворот, я учла время на дорогу. Не ведаю, какова судьба Эо, предавшего всех нас, но меня обнадеживает отсутствие его голоса в ответе колодца.

Королева смолкла, гладя веер. Она искоса посматривала на патора, напряженно замершего в кресле. Тишина натягивалась, и Зоэ осознала: она едва смеет дышать! Наконец, кроль встал, потянулся и добыл новое яблоко. Принялся гулять по залу, подбрасывая яблоко, хмурясь, мрачнея все более.

– Не понимаю, – наконец, не выдержал он, резко остановившись перед патором. – Если вы полагаете, что черная ткань на воротах моего города может иметь отношение к провидению, что же тогда – кара небесная?

Зоэ задохнулась, лишь теперь сполна осознав: то, что голос Ноттэ шептал из колодца относительно чумы, все присутствующие полагают не игрой слов, а самым настоящим приговором долине и даже, наверное, стране… Для самой Зоэ слово «чума» значило весьма немного. Черная смерть уже долгие годы обходила Эндэру стороной: лишь иногда возникали старые рассказы о «божьей каре», однажды рассеявшей войско островитян. Было это полвека назад, на севере, у границ Тагезы – то есть, по мнению двенадцатилетнего ребенка, немыслимо давно и далеко… Самым ярким воспоминанием о чуме для Зоэ остались слова бабушки: «Я видела это, оно – смерть неприглядная и несправедливая, карающая вслепую».

Зоэ почти невольно сжала руку королевы и жалобно заглянула в синие глаза, надеясь найти более мирный и менее ужасный ответ.

– Милочка, прежде всего, если ты переживаешь за друга, учти: нэрриха не болеют чумой, они не люди, – с бледной улыбкой предположила Изабелла, по-своему поняв взгляд. – Твой драгоценный Ноттэ, что тоже важно, живет в мире невесть сколько! Он один из всех нас знает, как избежать худшего чумного поветрия, выкашивающего даже не города – целые страны… Скажу больше, куколка: он и второй из старших нэрриха, Оллэ, только по упрямству Башни не причислены к святым. Указанные дети ветра остановили страшнейшую чуму в прошлый её приход. Тогда поиск лечения и исполнение задуманного отняли без малого три года… Сейчас сын заката опытнее, он попал в город так быстро, что, возможно, успеет нам всем помочь и одолеет беду не в три года и не ценой жизней половины населения страны. – Изабелла обернулась к патору. – Мы имели возможность прочесть письмо к эмиру. Знаете, почерк так узнаваем, гранды мастера лепить завитушки… Учтите сей факт и не ищите поводов к отказу от идеи молитвенного уединения в стенах дворца. Мы предоставим необходимое: место, слуг и покой… Полный покой.

– Вы не посмеете, – на лице патора проявилась бледность.

– Молитвы вам вредны? Вот уж не поверю, – вмешался в беседу король. – Вы отослали в Сантэрию нашего с Изабеллой духовника, что же нам теперь, лишиться слов утешения и иссушать души? Страна того и гляди вывесит черные ткани на воротах городов, мы нуждаемся в укреплении веры.

– Оставаясь в обители Тишины я мог бы помогать… – буркнул патор, без особой надежды глянув на двери. – Если позволите, я счел бы…

– Как вы добры, так сразу и согласились, – король наклонил раскрытую ладонь и проследил, как наскучившее яблоко катится через зал, в угол. – Решено! Гора с плеч, теперь всякое утро я буду начинать с душеспасительной беседы.

– Именно, – улыбка королевы была слаще меда. – Сын заката желал обсудить: нет ли зерна пользы в сомнительном трактате того старика. Гранда Башни, я так слышала. Как же у него там?.. «Бог велик и вмещает мир, но разум людей слаб, и порою мы не в силах распознать всю полноту замысла, противопоставляя части его и не замечая их связи». Мы обсудим детали письма, текст его у вас, но и во дворце, если верить слухам, имеется список… Надо поискать.

– Положим, – король задумчиво изогнул бровь. Прошел к столику, хапнул новое яблоко, – вы бы не избрали по доброй воле уединение. Это могли бы счесть разладом меж короной и Башней, что было бы ужасно. Но вы мудры. Вы всетерпимы и кротки…

– Пошли бы сплетни, – подхватила Изабелла, – а вас рядом нет, и мне пришлось бы обратиться к самому маджестику, уповая на разъяснения по поводу чумы – и провидения… бурой ткани и черной. Такая путаница.

– Эспада! – король возвысил голос.

В дверях возник рослый мужчина, тот самый, встреченный королевой недавно и удалившийся исполнять её распоряжение.

– Идем, надо проводить нашего гостя в Северную башню, в верхние комнаты, оттуда открывается достойный созерцания вид, – сообщил король самым любезным тоном. – Там нет кричащей роскоши, все умеренно и благообразно, прямо как в достойнейшей обители. И помни: молитвы не должны прерываться назойливыми просителями. Столь святой человек нуждается в отдыхе, тихом, созерцательном и отрешенном.

– Если вы настаиваете, – патор нехотя поднялся из кресла. – Я вынужден подчиниться.

– Что вы, я всего лишь уступаю вашей просьбе, – в голубых глазах королевы светилась неподдельная кротость. – Разве чума не удручает вас? Разве молитвы об исцелении и ниспослании благодати могут быть отложены до иного времени? Мы в сомнениях, мы нуждаемся в утешении и наставлении.

Король бросил яблоко, целя в уже лежащее на полу. Попал, весело прищурился – и первым покинул зал. Патор поплелся следом, нога за ногу. Эспада дождался его у двери, шутовски поклонился ему и отвесил поклон еще глубже королеве, с грохотом хлопнул дверью…

Изабелла откинулась на подушки, неодобрительно глянула на валяющиеся у окна яблоки. Их выбросили, даже не надкусив, такие аппетитные – подумала Зоэ, стараясь угадать причины огорчения королевы.