мере он так считал. Просто ему не повезло. Да в конце концов разве не знал он ответа? А ежели и знал – где взять чуть-чуть везения, немного лихости, коей всегда недоставало его характеру и, пожалуй, благословения? «Зело много думаешь ты, Ваня, такожде и передумать мочно», – говорила ему иногда жена.

Старый приятель его Варлаам, несмотря на некую косность имел большой опыт в интригах и борьбе за власть и умел не только понимать иносказательные речи воеводы, но и так же иносказательно, как бы невзначай, ненароком, словно говоря как бы о чем-то другом – давать иногда дельные советы.

Такие пространные беседы порой случались между ними и сейчас воевода рассчитывал как раз на такую.

Иван Иванович глядел в стрельчатое узкое окошко и вид ему открывался удивительный – сосновый лес с высоты Юртовой горы исполинскими рядами поднимался в волнующие розоватые небеса. Иван Иванович даже умилился и решил осенить себя крестным знамением, но в этот момент дверь позади отворилась и воевода сделал вид, что только оглаживает в задумчивости бороду.

Он так и стоял, глядя в окно, следуя правилам негласного ритуала между ним и настоятелем, согласно которому первым начинал речь Варлаам – как правило, он произносил какую-нибудь фразу из Священного Писания или Ветхого завета, удачно извлеченную из недр памяти под настроение или контекст просчитанной старцем ситуации, пока Иван Иванович изображал глубокую задумчивость, что в их игре должно было воплощать образ рассудительного и мудрого правителя.

Варлаам, конечно же, тоже следуя ритуалу, медленно подошел к соседнему окну, остановился. Созерцает, – подумал Иван Иванович, ловя боковым зрением движения темной мантии. И есть что – погода сегодня – настоящее волшебство, зимняя сказка.

И только подумал, Иван Иванович, что пора бы уже Варлааму изречь свою глубокомысленную фразу, как справа зазвучала незнакомая речь:

– В такую погоду мы с дочкой любили ходить в лес, кататься на лыжах…

Воевода резко повернул голову и обнаружил, что напротив соседнего окна стоит вовсе не Варлаам, а какой-то высокий человек в странном черном одеянии – со своими ниспадающими черными волосами, короткой бородкой, спокойным лицом и умными глазами, этот человек даже чем-то напомнил ему Христа с иконы Симона Ушакова «Великий Архиерей».

Между тем, странный человек, будто не замечая воеводы, продолжал говорить, мечтательно глядя в окно:

– Я рано научил ее кататься. Ей поначалу не нравилось, но я думаю, если ты родился в России, ты обязан хорошо ездить на лыжах. Хотел бы я показать ей эту горку, думаю, она бы ей понравилась.

Говорил человек чудно́, однако уверенное не по чину выражение лица его, поза с заложенными за спину руками и поведение в целом воеводе не нравились.

Незнакомец повернул к нему голову.

– У тебя ведь тоже есть дочь?

– Ты кто таков? – строго спросил воевода.

Незнакомец только усмехнулся и снова отвернулся к окну.

– Ты слышал, Иван Иванович, что в Москве теперь новый царь? – сказал он флегматично. – Заточил свою сестру в монастырь. Рубит головы направо и налево. Создает свою армию. Скоро станут звать его Великим. Знаешь его имя?

Воевода вдруг заподозрил, что незнакомец ведет себя так уверенно неспроста. А может статься и потому, что он какой-то тайный посланник из Москвы. Не зря он, явно не здешний, знает его имя – значит знает и кто он и по всей видимости имеет основания так вести себя с самим воеводой.

– Петр Алексеевич. – Ответил воевода, продолжая пытливо буровить незнакомца взглядом.

– А второго?

– Второго?

– Второго государя.

Воевода наморщил лоб и вдруг будто удивившись внезапному открытию, произнес:

– Иван…

Человек снова посмотрел на него.

– В Кремле еще стоит двойной трон, а ты имя едва вспоминаешь.

Воевода призадумался, растерянно разглядывая диковинное одеяние незнакомца, а потом будто опомнился – тряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение.

– Вонми-ка, – произнес он, уперев руки в бока, – ежели по добру и милости моей, не скажешь немедля кто ты, какого чину, по чьему велению зде пребывати и где настоятель Варлаам, овый зде должен быти, велю схватить тебя, да хорошенько пропесочить батожьем, авось людской язык вспомнишь и яко вести себя пред боярином!

Незнакомец смиренно опустил голову с тихой улыбкой – будто любящий родитель, вынужденный терпеть капризы своих детей.

– Иногда то, к чему мы стремимся, оказывается совсем не тем, чего мы хотим на самом деле. – Произнес он, поднимая на воеводу небесный взгляд.

– Чаво?

– Неважно кто я. И настоятель тебе не поможет. Ты и сам это знаешь. Время советов и дум ушло, Иван Иванович, пришло время действий. Поэтому я здесь.

Воевода прищурился и показалось, будто он впервые начал понимать, что это за человек и главное, что он тут делает прямо сейчас.

Незнакомец словно прочитал его мысли и кивнул.

– В разряде есть еще те, кто готов поддержать тебя и сделать за тебя все необходимое.

– Тебя послал Варлаам?

– Да забудь ты уже о нем.

Воевода сунул ладони за пояс, отставил ногу и чуть отклонив корпус назад стал изучающе разглядывать незнакомца.

– Еже тебе годе?

– Для начала вернуть тебе власть в разряде.

Воевода прищурился, взгляд его стал пытливым.

– Кто ты?

– Тот кто может помочь.

– Как?

– Убрать того, кто тебе мешает.

– Ин еже тебе с того?

– Ответная услуга. И она будет стоить намного дешевле того, что забирает у тебя Карамацкий.

Воевода вдруг криво усмехнулся.

– Он подослал тебя.

– Зачем это ему? Ты же не думаешь, что для него большая тайна твое желание, чтобы он сгинул? Иван Иванович, все что он может сделать с тобой – он уже сделал. Остальное – просто твои фантазии.

Под окнами прошла небольшая группа монахов. Оба поворотили головы, посмотрели на них. Один думал, второй ждал.

Затем воевода поднял взгляд на незнакомца.

– Не ведаю кто послал тебя – Карамацкий ли, взаправду ли купцы им обиженные али может и сам дьявол. Токмо с чего ты взял, мил человек, еже мне надобен твой товар?

Незнакомец шагнул к нему, склонил голову.

– Подумай, Иван Иванович.

– О чем же, братец?

– Кем ты хочешь быть в этом разряде – Петром или его слабоумным братом Иваном. – Прошептал он, после чего развернулся и зашагал к выходу, но у самых дверей остановился, оглянулся.

Воевода смотрел ему в