На старинном фасаде, рядом с круглым чердачным оконцем, красовалась надпись: «Вилла «Чайка». Белые буквы рельефно вырисовывались на стене цвета морской волны. Странной казалась Малчо эта причудливая вилла-птица, устало опустившаяся против их стройки, за много километров от моря. Над островерхой кровлей вращался под ветром жестяной петух, и парень сразу подумал, что в этом доме живет какая-нибудь важная персона. Так оно и оказалось.

С утра, когда Малчо только-только натягивал свою брезентовую робу, из застекленных дверей голубого дома вышел солидный мужчина в ослепительно белом костюме. «Да, в такой одежке на стройке не будешь работать», — сказал себе парень, провожая взглядом представительную фигуру заспешившего к центру города. В правой руке владельца виллы весело покачивался кожаный портфель, и кто может сказать, что за важные вещи были в нем.

О таких людях отец Малчо, свиновод сельскохозяйственного кооператива «Червена могила», говорил однозначно: «портфельщики», не делая между ними дальнейшего различия. По размерам портфеля он прикидывал только, сколько бы можно втихомолку спрятать туда ягнят или поросят: одного или двух. Если человек ходил с авторучкой в кармане или с тростью, отец неизменно именовал его «писателем» или «палководцем». Каждому, таким образом, подбирал он соответствующее прозвище, за что самого его и окрестили «кумом».

Не хотел бы Малчо воспринимать все так же поверхностно, как его отец. За явным, видимым он всегда стремился сыскать какой-нибудь скрытый смысл, для всякой вещи понять подоплеку. «Вот, скажем, я: маленький, но с большой головой. Когда я родился, отец назвал меня Малчо, малыш. И действительно, я вырос большой, а остался маленьким. Вот ведь как получается. Есть во мне скрытый смысл, и это куда важнее!»

Все имеет свой смысл, во всякой вещи, кроме лица, есть и изнанка. Человек как карта, которую надо открыть. И всякий человек того заслуживает. К этому убеждению Малчо пришел не путем изнурительной мыслительной работы, поглощающей энергию и нервы ученых людей. Открытие инстинктивно возникло в его большой голове.

Если бы Пешо Длинный спросил, что так влечет его в доме-птице, Малчо, пожалуй, едва ли бы объяснил. Скорее сказал бы: «Тут есть скрытый смысл». Если приятель умный, сам поймет. Но Малыш и себе не признался бы в том, что не только морская голубизна старинного фасада делает взгляд тревожным и нетерпеливым, как у заждавшегося на суше морского волка. Вот уж несколько дней, лишь только солнце зависнет над большой трубой виллы, из-за стеклянных дверей появлялась девушка. Спускалась по каменным ступеням и осторожно, чтобы не занозить ноги, проходила в зеленый сад. В эти минуты ее белая блузка с красной юбкой на зеленом фоне были для Малчо словно трехцветное знамя, которое парень готов был бы вскинуть над головой обеими руками. В глубине сада, немного в стороне от тенистых деревьев, поблескивал синеватый круг наполненного водой бассейна. Девушка садилась в желтый шезлонг и склоняла голову над книгой. И так повторялось изо дня в день. Когда припекало, сна раздевалась, оставаясь в купальном черном костюме. Юбка и блузка, ненужные более, летели в траву. Время от времени, ударяя по воде то одной, то другой ногой, девушка разгоняла по воде волны.

— Не перегрелась бы на солнце, — покачал головой Малыш, глядя на ее белое тело.

— Она меня дразнит! — буркнул Пешо и пристукнул по кирпичу мастерком. Известь брызнула ему в лицо, но он не обращал на это внимания. Девушка ни разу не посмотрела в их сторону, вот что его задевало. — Ишь, лежит, читает… Работать мешает, а, Малыш? Даже не взглянет, как мы тут работаем.

Малыш черпнул мастерком раствор. Невозможно понять, чем именно мешает им девушка в шезлонге. Она мирно читала. Если бы еще действительно подразнила, посветила б в глаза зайчиком, можно было бы сердиться. Да он не возражал бы и против зайчика, только наклонил бы пониже голову, солнечный зайчик играл бы в волосах, а он продолжал работать. Он сказал возбужденно, будто плеснул воды на горячие кирпичи:

— Есть, знаешь, книги, которые не позволяют с ними расстаться. Захватят и держат, как в узде. Пока не дойдешь до последней страницы. А потом жалеешь, что быстро прочел. Хочется от нее еще и еще чего-то.

— Знаю! — перебил Длинный. — Только пусть дома читает. Тут она только раздражает!

— В доме? — переспросил Малыш. Меньше всего ему хотелось, чтобы девушка ушла.

Около бассейна, видно, вились мухи, и она отгоняла их, хлопая рукой по голым ногам. Звук едва достигал слуха, но Малчо почему-то воспринимал хлопки как пистолетные выстрелы, от которых хотелось укрыться за кирпичной стеной.

— Нечего туда глядеть! — потребовал Пешо. — Только и вертишь головой! Учись строить! Смотри, как держать мастерок! Что ты его так зажал?! Вот, смотри!..

Длинный загреб цемент, приготовившись показывать. Взял кирпич и бережно положил поверх раствора, затем пристукнул слегка рукояткой.

— Когда положишь кирпич, пристукни его мастерком, чтобы прихватил цемент, и проверь потом… Теперь покажи, как я тебя учил.

— Я понял!

— Понял! — передразнил Пешо. — Покажи, чтобы я видел, как ты понял. Чтобы мог на тебя рассчитывать, если куда-нибудь отлучусь.

При этом Пешо бросил взгляд в сторону девушки. И сразу на Малчо. Хотел проверить, как он будет реагировать. Малыш будто не слышал. Хотя, и не поворачивая головы, чувствовал, как напряжены нервы Длинного. Тот подошел к углу стены, где у них стояла прикрытая газетой бутыль с водой. Подняв за горло, он покачал пустой бутылкой, так что на дне зазвенели крошки сухого раствора.

— Малчо! — крикнул он.

Малыш взял бутыль и побежал за водой.

Оставшись один, Длинный, теперь уже спокойно, повернулся к шезлонгу. В это время девушка, чтобы загореть пониже, спустила с плеч купальник. Она сделала это первый раз, и у Пешо перехватило дыхание. Он даже приоткрыл рот, чтобы не задохнуться. Опершись на кирпичи, весь так подался вперед, что еще чуть-чуть и свалился бы. Ему бы теперь бинокль!

С другого конца стройки приближался, прихрамывая, Попе, прораб. Он напоролся на гвоздь и теперь старательно обходил разбросанные по площадке доски. Шел на перевязку в медпункт. Там недавно появилась новая медсестра, а по женщинам Попе был большой специалист. С ходу смекнув, куда загляделся Длинный, он погрозил пальцем и сказал:

— А работа как, Пешо?.. Двигается?

Длинный ненавидел, когда его поддевали. Усмехнувшись, Попе вынул рулетку и стал мерить, сколько успел сделать Пешо. Обычно прораб делал это вечером. Но теперь парень попался под горячую руку: хотелось показать девице, что Длинный от него зависит.

Попе мерил длину стены, мерил ширину, помечал что-то в своем блокноте. Склонив стриженую голову