Тристан ей, конечно, помог. Объяснил, как ограничивать силу аэролита, как корректировать ее на основных фигурах… Ника не могла не оценить иронии ситуации: всю жизнь каждая авионера стремится к тому, чтобы научиться использовать свой аэролит в полную силу, по максимуму, а она сейчас вынуждена тренироваться, чтобы, наоборот, сдерживать силу летного камня.

Но хуже всего было то, что Ника просто не представляла себе, за счет чего может победить сразу десять авиолетов на таком авионе. Это и на «Урагане» было бы крайне непросто, а уж на обычной летной машине, пусть даже и слегка укрепленной Анселем…

Нет, чтобы победить, требовалось что-то совершенно другое. Но что? Прошло уже два дня из отведенной недели, а Ника так ничего и не придумала, лишь научилась подниматься в воздух на обычном авионе и не перегружать летную машину сверх того, что она способна вынести.

– Похоже, принцип ты уловила, – заявил ей Тристан, когда вечером второго дня они вернулись обратно на летную базу после очередного, то ли восьмого, то ли уже десятого, пробного вылета. – Обычный авион уже не развалишь.

Это было как раз то, чему стремилась научиться Ника, но слова рей Дора ее совсем не порадовали. Напротив, прозвучали они почему-то так, словно подводили неутешительный итог. Да, она добилась, чего хотела, но проблемы это не решало.

– Скажи мне, что делать с дуэлью, – тихо попросила она. – Ты же сам видишь, у меня нет шансов.

Никто на базе не ждал, что Ника победит. Более того, никто и не требовал, чтобы она победила; командование сообщило ей об этом предельно четко. Главную свою задачу дуэль выполнила, даже еще не начавшись, – купила так нужное мысу Горн время, чтобы успеть вывезти с базы беженцев. И все же… все же в глубине души каждый, вероятно, мечтал о том, чтобы Арамантида победила. И неважно, что это никак не повлияет на практически предрешенный исход войны. Здесь и сейчас хотелось доказать, что они – лучше. Здесь и сейчас хотелось красивой и впечатляющей демонстрации своего превосходства. Если уж и терпеть крушение, то, по крайней мере, прежде дать яркий бой. Такой, чтобы о нем еще долго вспоминали.

Тристан откинул голову на спинку кресла и устало прикрыл глаза ладонью.

– Не знаю, Ника. Не знаю…

Это было так непохоже на рей Дора! И сами слова – Тристан всегда все знал, а если и не знал, то делал крайне уверенный вид, что знает, – и тон, которым он их произнес, – тихий, невыразительный и даже немного растерянный.

Кажется, только в этот момент Ника осознала, что, оказывается, все время Тристан был для нее этакой стеной – крепкой, надежной. Да, ей уже не раз доводилось оказываться одной в крайне непростых ситуациях, самой решать проблемы и совершать ошибки, и все же Тристан незримо присутствовал в ее жизни и давал ей что-то вроде опоры. И лишь сейчас, когда эта опора рассыпалась, Ника поняла, как сильно привыкла на нее полагаться. И ощутила подступающую панику, осознав, что нужно срочно, сейчас же искать новую опору. А лучше – научиться стоять самостоятельно.

Почти неосознанно Ника вынула свой аэролит из разъема и сжала в ладонях. Вот она, ее стена и опора – летный камень!

Паника начала отступать, ей на смену приходило уже привычное и в то же время по-прежнему волшебное ощущение правильности и завершенности, которое давал только аэролит.

Ника закрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на этом ощущении, и вдруг почувствовала что-то необычное. Совершенно необычное – и при этом знакомое. Девушка сосредоточилась и внезапно поняла: сердце ее летного камня услышало сердце другого аэролита!

Но… откуда здесь взяться еще одному аэролиту?

Ника открыла глаза и взволнованно выпрямилась в кресле. Огляделась, сама не зная, что ищет. Разумеется, в тесной кабине биплана ничего необычного не обнаружилось: приборная панель, кресла и она с Тристаном.

Девушка скользнула взглядом по рей Дору и только сейчас заметила, как оттопыривается край его летной куртки. Так, словно под ней футляр с летным камнем.

– Тристан, – напряженно произнесла она, – что у тебя в футляре?

Тристан резко открыл глаза, повернулся к Нике и настороженно спросил:

– Ты про что?

– У тебя есть что-то в футляре? – перефразировала она.

Говорить о том, что ощущает присутствие другого аэролита, Ника не стала. Да и как она объяснит, с чего вообще это взяла? Она и сама-то не очень понимала, что происходит…

Несколько мгновений Тристан буквально сверлил девушку пристальным взглядом, а затем спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю что? – не поняла Ника.

Вместо ответа Тристан открыл свой футляр и вытряхнул на ладонь несколько крупных осколков.

– Это… это что? – пробормотала Ника.

– Это осколки моего летного камня, – безжизненным голосом ответил рей Дор.

Спрашивать, откуда они взялись, Ника не стала, да сейчас это было и неважно.

– Тристан, – очень тихо произнесла она, – мне кажется, они живые.

– Что значит живые? – нахмурился тот.

– Мой летный камень их ощущает. Не могу лучше объяснить, – развела девушка руками.

Тристан с сомнением посмотрел на осколки, потом на Нику.

– Ты уверена? – наконец подозрительно спросил он.

– Нет, – честно призналась Ника. – Но… но мне кажется, что стоит хотя бы проверить.

Тристан задумчиво кивнул, не отводя взгляда от осколков. А затем…

Затем авион вдруг резко дернулся, чуть проехал вперед – и замер.

И сделал он это не потому, что так хотела Ника.

На мгновение девушке показалось, что она забыла, как дышать. Она посмотрела на Тристана и увидела, как на его лице впервые за последние дни появилась так хорошо знакомая ей самоуверенная и слегка насмешливая улыбка.

* * *

Первую попытку они совершили поздно ночью, чтобы было как можно меньше свидетелей.

Эти несколько часов оказались поистине мучительными. Глядя на Тристана, Ника невольно вспоминала свой самый первый полет с мадам эр Винна. Ей казалось, что хуже опыта и не придумаешь. Но сейчас она понимала, что ошибалась.

Авион передвигался рывками, то набирал скорость, то резко сбрасывал, а когда наконец Тристану удалось биплан поднять, то он не сделал и круга, почти сразу же опустился на землю. И так – несколько раз.

Ника нервно кусала губы и молчала. Ей хотелось утешить Тристана, сказать, что, конечно, на осколках аэролита летать очень тяжело, но она терпела. Рей Дор и так это понимает, а утешения его только разозлят. И потому Ника сидела в пассажирском кресле, нервничала, волновалась – и молчала.

– Все равно как заново учиться ходить, – сказал наконец Тристан, весь взмокший от усилий, когда они приземлились после очередного, очень короткого и очень низкого круга над базой. – И причем ходить не на ногах, а на костылях…