А тут раз – и появился. И вроде никуда не торопится – как вечер, сидит на крыльце в обнимку с бутылкой. Правда, тихо, не шумел, как сельские мужички, когда выпьют. Баба Даша сказала, что у него нервный срыв, еще странное такое слово, типа «сгорание».

– Эмоциональное выгорание, – подсказала Кристина.

– Вот-вот, – подтвердила Ульяна. – Он это выгорание и заливал спиртным.

Осенью баба Даша попросила директоршу нашу школьную пристроить ее Андрея хоть куда. А тут как раз библиотекарь в декрет собиралась. Книги детям выдать да принять – таланта особого не нужно. Вот только Беляеву тот талант, что внутри него полыхал, не давал спокойно просиживать штаны в библиотеке.

Где-то перед ноябрьскими праздниками Тимоша пришел из школы сам не свой. Глаза горят, дрожит весь, как в горячке. Ульяна по привычке руку ко лбу приложила – вроде холодный. А сын говорит:

– Мама! Андрей Николаевич назначен художественным руководителем и будет готовить концерт на Новый год. Обещает на зимние каникулы повезти всех участников в Москву. Лучшие будут одобрены для поступления в музыкальные и хореографические училища.

Ульяна удивилась – Тимоша ее никогда особой склонности ни к музыке, ни к танцам не проявлял. Нет, на дискотеки, конечно, бегал. Но как молодежь сейчас танцует? Переминаются с ноги на ногу – вот и все танцы. А когда-то Ульяна с Артемом вальс танцевали. Давно, кажется, в другой жизни.

Официант принес кофе и круассаны, Ульяна взяла чашку, сделала большой глоток и поморщилась:

– Горько…

– А вы сахар добавьте, – Кристина показала на стики, лежащие на блюдце. – Может, лучше воды заказать?

– Да не в сахаре дело. – Ульяна закусила губу и покачала головой.

Андрей Беляев действительно был талантлив и щедро делился со всеми, кого встречал на своем пути. На новогоднем концерте Тимофей пел песню на чужом языке – каватину Фигаро, как позднее объяснил, – и от гордости за сына Ульяна плакала, как никогда до этого за всю свою жизнь.

С поездкой в Москву что-то не срослось – то ли кто-то заболел, то ли денег не выделили. Отложили на майские праздники. Ульяна даже перекрестилась тайком: не нравилась ей эта идея с поступлением в музыкальное училище. Казалось, что все это несерьезно и скоро пройдет. Не прошло. Тимоша спал и видел себя на сцене. ПТУ и профессия механизатора больше не интересовали его. Гнесинское училище, вокальное искусство – вот чему он будет учиться.

А в мае разразился скандал. Одна из участниц концерта, одиннадцатиклассница Мирослава, оказалась беременной, причем отцом ребенка был художественный руководитель. Девушке уже исполнилось семнадцать, она достигла возраста согласия, и родители хотели замять дело, если бы Андрей согласился жениться на их дочери. Но, как оказалось, Андрей был женат и разводиться не собирался. Из школы его, разумеется, уволили, а потом он тихо исчез. По слухам, вернулся в Москву, в театр, откуда сбежал в деревню приводить в порядок нервную систему.

Ульяна была уверена, что после отъезда Беляева Тимоша успокоится и жизнь мало-помалу устаканится. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Тимофей каждое утро начинал с пения. Правда, пел он только одну песню, ту самую, про Фигаро. Хотел выучить что-то новое, принес кассету с записями оперных арий, пытался подпевать, но ничего не получалось. «Это потому, что они поют не по-русски, – объяснял он. – Андрей Николаевич записал мне итальянские слова русскими буквами, поэтому было легко выучить. Ну ничего, в училище помогут».

Он твердо верил, что обязательно поступит, выучится и станет знаменитым певцом, а Ульяна ночами плакала и жаловалась мужу, что Беляев обманул их сына, внушил ему ложные надежды. Ну кому в Москве нужен троечник из Степанова, поющий всего одну песню? Пусть даже очень хорошо. Хотя в оценке пения сына Ульяна не была уверена – какой из нее специалист!

После окончания девятого класса Тимофей поставил вопрос ребром:

– Я в любом случае поеду. Решайте: или вы поддерживаете меня и даете денег, или…

– Пусть попробует, – сказал Артем. – ПТУ и специальность механизатора никуда не денутся.

Тимоша – ему тогда еще шестнадцати не было – проводить себя разрешил только до станции. Они отдали ему почти все накопленные деньги, пообещали по возможности помогать. А он обещал писать, тоже по возможности. Звонить – нет, дорого.

Через неделю они получили письмо. У Тимоши все в порядке, готовится. Следующего письма ждали почти месяц, Ульяна уже порывалась ехать в Москву. Поступил. Поступил! Их сын поступил в училище имени Гнесиных.

Потом были редкие письма, рассказы об учебе, концертах, в которых он участвовал. Она очень хотела приехать, но денег не было – каждая лишняя копейка уходила сыну.

Наконец он окончил училище. Устроился в какой-то театр, но был не очень доволен – хотелось большего. Писал, что продолжает учиться, брать частные уроки. Деньги, деньги, все упиралось в эти чертовы деньги, а вернее – в их нехватку.

Потом ему удалось устроиться в какое-то хорошее место, и он прислал родителям целую кучу – сто тысяч рублей. Ульяна хотела тут же рвануть в Москву, к сыну. Но он не приглашал, да и Артем был против.

– Давай лучше в банк положим эти деньги, – сказал он. – У нас вроде как на все хватает, а вдруг Тимоше понадобятся.

Но сын денег не просил, даже стал присылать по десять-пятнадцать тысяч на праздники и дни рождения. Прислал фотографии, вот эти самые, из Вены. Сказал, что пел на сцене Венской оперы.

А потом нам позвонили и сказали, что он… Что его… подростки… У Артема сердечный приступ, он сейчас в больнице. А я вот…

Ульяна закусила губу и низко опустила голову.

– Я сегодня забрала разрешение на выдачу тела для погребения, – сказала она после продолжительной паузы. – Мы с Артемом решили, что похороним сына в Степанове. Мне в полиции выдали его телефон. Я позвонила людям, с которыми он в последние дни общался. Все вне зоны доступа. За границей, наверное, в Вене.

«Знала бы она, где сейчас находятся люди из списка контактов ее сына», – подумала Кристина.

Ей вдруг вспомнился разговор с Асей, когда та сказала, что ей ближе пушкинская версия смерти Моцарта, а не та, что была озвучена Наной. Пусть в памяти сохранится смерть от руки коварного завистника, нежели смерть как возмездие оскорбленного мужа. Пусть лучше Ульяна считает своего сына талантливым певцом, погибшим из-за нелепой случайности, чем мошенником, поплатившимся за свои дела.

Кристина расплатилась за кофе и, записав номер телефона несчастной матери с обещанием позвонить, если ей вдруг станет что-нибудь известно, покинула кафе. Утреннего хорошего настроения как не бывало.

В офисе «Кайроса» Кристина обнаружила только Лебедева и Молчанова.

– А где Ася с Рыбаком? – спросила она.

– Кристина Сергеевна, – осторожно поинтересовался Лебедев, – вы хорошо себя чувствуете?