Не знаю, о чём говорили наедине Платон со своим приёмным отцом, а только когда пришла пора всем прощаться, то вся свита принца и, в том числе, «прекрасная госпожа» Молли, получили одинаковые подарки – великолепные кинжалы. Возможно, придворный ошибся, не так уяснив приказанье эмира о подарках гостям… Об этом трудно судить сейчас – ведь прошло столько лет.

Уходящие гости отказались от сопровождения стражи, но взяли горящие факелы. Один понёс капитан – они с Платоном пошли впереди паланкина, указывая дорогу, второй взял Бен Ганн – он и доктор Легг замыкали шествие.

****

Они шли по узким улочкам города медленно, приноравливаясь к тяжёлому ходу матросов, несущих паланкин, и молчали – впечатления переполняли их.

Как вдруг на перекрёстке двух улиц перед процессией из ночной тени выступили фигуры людей с лицами, закрытыми покрывалами-тагельмустами.

– Аврал! – скомандовал капитан. – Суши вёсла.

Матросы тут же поставили паланкин и взялись за оружие. Но их уже окружили со всех сторон незнакомцы, человек двадцать. В руках они сжимали кривые мечи и сабли, и намерения их были очевидны.

– Вы интересуетесь нашими кошельками? – спросил Платон по-арабски.

– Нет, принц, – с издёвкой ответил ближайший к нему злодей. – Нам нужны ваши факелы… Эта ночь хоть и лунная, но нам темно и страшно.

Был он высок и плечист, и заметно выделялся своей осанкой, а когда заговорил, Платон напрягся и впился в него глазами – голос разбойника был хрипловат и лишён интонаций.

Платон вытащил саблю. Сказал веско, спокойно:

– За нами идёт стража эмира. Спросите факелы у них, а нам дайте пройти.

– Никак не можем, – просипел хрипатый издевательски. – Нам страшно, к тому же охота увидеть, во что твоя Молли одета.

– Вот этого я вам не советую, – ответил Платон. – Вам может не понравиться фасон её чепчика. К тому же она у меня жуткая уродка.

Платон обернулся к паланкину и позвал уже по-английски:

– Моя дорогая!

– Да, повелитель? – пропищал мистер Трелони, который уже давно смотрел на происходящее в щель завесы.

– Моя дорогая, тут сорок разбойников интересуются, во что вы одеты? – сказал Платон, он ухмыльнулся и покрутил своей саблей, разминая кисть.

– Пусть подходят, но только по одному… Я очень застенчива, – пропищал мистер Трелони через завесы и стал снимать лицевое покрывало.

– Моя жена говорит, что вы ей все очень нравитесь, – не переставая крутить саблей, сказал Платон разбойникам и ухмыльнулся.

Всё время, пока Платон разговаривал, англичане готовились к нападению. Доктор Легг вытащил «утиную лапу» и вопросительно глянул на капитана.

– Нет, – остановил его капитан. – Попугайте их, но выстрелы – на крайний случай. Шум нам ни к чему… Они тоже без пистолетов!

И, улыбаясь одними губами, он с лихим видом проверил, легко ли его сабля выходит из ножен. Доктор Легг вытащил свою саблю. Бен Ганн и матросы тоже обнажили клинки. Они настороженно смотрели на нападающих.

Те стояли молча, похоже было, что они готовились совсем к другому. Капитан, который бросал быстрые взгляды вокруг, заметил, что разбойники искоса поглядывают на хрипатого, ожидая его команды… «Вожак», – подумал капитан и сделал в сторону хрипатого шаг.

– Капитан, этого я возьму на себя, – сказал Платон. – Мне кажется, я его знаю.

Тут хрипатый подал команду, и разбойники кинулись на англичан. В минуту всё смешалось. Факелы, брошенные капитаном и Бен Ганном в лицо первым атакующим, чтобы остановить их, погасли, и теперь только ясная луна освещала злополучный перекрёсток.

На каждого англичанина приходилось по два разбойника, но капитан знал, кого брать с собой в поход – все матросы были отчаянные рубаки. Когда к ним бросились разбойники, матросы ринулись вперёд, оставляя позади себя место для манёвра.

За мистера Трелони и Платона капитан тоже не беспокоился, а вот доктор… Добряк-доктор тревожил капитана. Капитан ощутил холод внутри и застонал от острой жалости, от чувства неотвратимо надвигающегося рока: доктор со своей саблей был скован, доктор был неумел, и двигался он косолапо, неуклюже, словно ему было неудобно или даже неловко драться с этими людьми, и капитан в мгновение решил, отражая нападение двух своих противников и успевая бросать быстрые взгляды на доктора, что, если они выйдут живыми из этой передряги… Доктор у него пофехтует… Ха!.. Доктор у него поучится… Пусть! Хоть! Совсем забросит свою медицину!

– Ха! – выдохнул капитан и пронзил своего противника.

Потом он отскочил в сторону, перебросил саблю в левую руку и ударил в бок разбойника, наседающего на доктора Легга.

И тут из паланкина вылез мистер Трелони и выкрикнул голосом чужим и пронзительным:

– А вот и я!

Мистер Трелони был без покрывала, без платья, без нательной рубашки, но в атласных шальварах. Он прыгнул вперёд и принялся вращать шпагой с такой быстротой, что нападающие, стоявшие вокруг него, попятились.

– Так это ты наряжал меня в бабское платье? – зарычал он по-английски и сделал быстрый выпад.

Его оторопевший противник попятился, скоро пропустил удар и упал, пронзённый быстрой рукой. Мистер Трелони прыгнул ко второму.

– Так это ты кормил меня через занавеску? – выкрикнул он, отражая выпад второго противника и обратным ударом разрубая ему голову.

Отскочив и быстро оглядевшись, мистер Трелони бросился к третьему разбойнику.

– Это ты не давал мне мочиться стоя? – заорал он в бешенстве.

Мистер Трелони был разъярён, но это была холодная ярость. Искры сыпались во все стороны от его шпаги, когда она скрещивалась с оружием противника. Словно страшный косарь он вращал свою шпагу в воздухе и с размаху опускал её на разбойников, которые в ужасе отступали от него. С молниеносной быстротой он действовал кистью, сжимавшей шпагу, и каждым рубящим ударом раскраивал кому-нибудь голову, а каждым колющим – пронзал тело насквозь. Время от времени сквайр отскакивал и делал плие, как виртуозный танцор.

Платон в это время насмерть рубился с вожаком, который напал на него с большим ожесточением. Платон с первых выпадов своего хрипатого противника понял, с каким искусным клинком имеет дело и, отразив подряд три или четыре удара, нацеленные на него с неописуемой ловкостью, яростью, силой и злобой, сам перешёл в наступление. Очередной выпад Платона достиг цели – пронзённый хрипатый рухнул на землю, а Платон, присев и захватив с земли левой рукой горсть дорожной пыли пополам с песком, швырнул её в лицо двум разбойникам, что рванули к нему. Те вскрикнули и схватились за глаза. Платон прыгнул к ближайшему и пронзил его клинком.

И тут грянул выстрел. Это выстрелил капитан – он увидел, что кто-то готовиться кинуть в Платона кинжал. Следом, как по команде, выстрелили все матросы. Их выстрелы прозвучали одновременно со вторым выстрелом капитана. Часть нападающих упала, остальные попятились.