– Аврам, мы не пойдем за тобой в Ханаан.

– Я знаю.

– Ты знаешь? Откуда ты можешь это знать, если еще вчера вечером я сам даже не догадывался об этом?

– О том, что твоя семья со мной не пойдет, можно прочесть по вашим лицам. Шамас мечтает о том, чтобы возвратиться в Ур, твоя жена тоскует по этому городу, где остались ее родственники, да и ты сам замышляешь обособиться в отдельный род и кочевать между Уром и Харраном в поисках пастбищ и злаков, которые обеспечат вам пропитание. Но я не упрекаю тебя за то, что ты решил так, и даже радуюсь за Шамаса.

Именно тоска, которую я постоянно вижу в глазах моего сына, заставила меня принять решение о возвращении в Ур.

Шамасу необходимо продолжить свое обучение письму. Он будет хорошим писцом, а еще человеком благочестивым и мудрым. Он не должен разделить судьбу кочевников.

– А когда ты уведешь отсюда наш род?

– Не раньше чем через месяц. У меня тут еще есть дела, но самое главное – я не могу отправиться в путь, пока не закончу свое повествование, которое записывает Шамас. Ему предстоит поведать нашим родственникам, оставшимся в Уре, и всем людям, которых он встретит в своей жизни, кто мы такие, откуда взялись и в чем заключается воля Бога. Мы не сможем понять, почему в нашей жизни так много страданий, если не поймем, зачем Господь создал нас, и не узнаем о грехе, совершенном первым мужчиной и первой женщиной. Все это может сохраниться в памяти людской, только если оно будет записано, а потому, прежде чем отправиться в путь, я хотел бы, чтобы Шамас записал все, что мне надлежит ему рассказать.

– Да будет так. Я скажу своему сыну, чтобы он нашел тебя, и приготовлю ему столько табличек, сколько будет нужно, чтобы записать все то, о чем ты поведаешь ему.

Аврам ждал Шамаса неподалеку от Харрана, в том же месте, где и всегда. После смерти Фарры они почти не разговаривали друг с другом. Мальчик подошел к Авраму с серьезным видом, мысленно подыскивая слова, которыми можно было бы выразить его скорбь в связи со смертью Фары, слова, соответствующие душевному состоянию Аврама. Однако Шамасу так и не довелось ничего сказать: Аврам сжал рукой его плечо в знак того, что все понимает, и жестом пригласил сесть рядом с собой.

– Мы скоро расстанемся и никогда уже больше не увидимся, – сказал Аврам.

– Ты никогда не возвратишься в Ур или хотя бы в Харран? – спросил Шамас, и в его голосе прозвучала тревога.

– Нет. Этот путь будет последним переходом в мой жизни, и я даже не оглянусь назад. Мы больше не увидимся, Шамас, но ты останешься в моем сердце, и я надеюсь, что и ты меня не забудешь. Ты сохранишь у себя таблички, на которых будет записана история сотворения мира, и поведаешь людям то, что услышал от меня. Они должны узнать правду, должны перестать поклоняться глиняным статуям, украшенным золотом и пурпуром.

Шамас ощутил огромную ответственность, возложенную на него Аврамом, и понял, как сильно он ему доверяет. Мальчик робко спросил Аврама, слышал ли он снова голос Господа.

– Да, он разговаривал со мной в тот самый день, когда я готовил Фарру к возвращению в землю, из которой Бог создал первого человека. Мне нужно выполнить то, что он от меня потребовал. Ты должен знать, Шамас, что мой род распространится по всем уголкам земли, и будут про меня говорить, что я – отец множества народов.

– И мы будем называть тебя Авраам, – сказал мальчик и недоверчиво улыбнулся, потому что знал, что Сара, жена Аврама, не родила ему пока ни одного ребенка.

Именно так. И под этим именем меня будут помнить дети моих детей и дети их детей, и дети детей моих детей, и так до скончания века.

Мальчика удивила уверенность, с какой Аврам заявил о том, что станет отцом множества народов. Но Шамас ему поверил, как верил и раньше, потому что знал: Аврам его никогда не обманывал, к тому же он – единственный человек, кому дано было разговаривать с Богом.

– Я скажу всем, что отныне тебя надо называть Авраам.

– Так они и будут делать. А теперь приготовься писать. Тебе еще многое нужно узнать до того, как мы с тобой расстанемся.

Шамас достал палочку для письма и положил себе на колени глиняную табличку, готовясь записать то, что ему станет рассказывать Авраам.

– Ной прожил девятьсот пятьдесят лет, и было у него три сына: Сим, Хам и Иафет. Они населили землю своими детьми и детьми детей своих. И поэтому все люди говорили на одном языке – том языке, на котором говорил Ной. Кочуя по земле, нашли люди в земле Сеннаар равнину и начали делать кирпичи и обжигать их огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И начали они строить город и решили также построить башню такой высоты, чтобы было ее видно с любого края земли, и чтобы по башне той можно было подняться до небес и постучаться в дверь жилища Бога. Когда строили они ее, сошел Господь посмотреть, что строят сыны человеческие, и огорчился надменностью их, и снова покарал их.

– Но почему? – не выдержал Шамас. – Я не вижу ничего плохого в том, что они хотели добраться до неба. В Уре священники изучают звезды и потому все время смотрят на небо. А еще в Уре царь хотел построить возле Сафрана зиккурат,[9]чтобы священники смогли разгадать тайны Солнца и Луны, понять откуда появляются и куда исчезают звезды, научиться делать сложные измерения. Мы знаем, что Земля круглая, потому что это показали расчеты священников, наблюдавших за небом.

– Замолчи немедленно! – воскликнул Авраам. – Тебе следует записывать то, что я тебе рассказываю, а не спорить с Богом.

Шамас прикусил язык. Он боялся Бога – того Бога, которого считал своим, потому что он был Богом Авраама и его семьи Читая в сердцах человеческих, Бог, наверное, часто гневается. Неужели он покарает и его, Шамаса, раз он подумал, что Бог бывает несправедливым?

– Люди хотели поглумиться над всемогуществом Божиим и построить башню, на которой можно было бы укрыться, если Господь вдруг нашлет на землю кару ужасную, подобную всемирному потопу, – продолжал Авраам. – Поэтому на этот раз Бог решил смешать языки людей, чтобы один не понимал речи другого. С тех пор у каждого племени свой язык, и племена северные не понимают южных, а восточные – западных. Даже в одном городе встречаем мы людей, не понимающих друг друга, ибо одни приехали в этот город из одних мест, а другие – из других. Господь не потерпит ни спеси, ни тщеславия своих созданий. Не дано человеку глумиться над Богом, и не дано ему приблизиться к границам, установленным Богом между Небесами и Землею.

Время опять пролетело незаметно, и только появившаяся на западе небесного свода луна напомнила Аврааму и Шамасу, что пора возвращаться домой. Они направились к Харрану, и Авраам помог Шамасу нести глиняные таблички. У двери дома Шамаса их ждал Ядин, который тут же пригласил своего родственника разделить с ними трапезу – хлеб и молоко.

Авраам и Ядин долго разговаривали о путешествиях, которые им предстояло совершить в противоположных направлениях, понимая, что вряд ли они еще когда-нибудь увидятся.