— А что, это не так? Разве вы не сатанисты? — недоверчиво вмешался Ник, от усталости еле выговаривая слова. Его ноги ослабли, каждый вздох давался все с большим трудом. Он уже начинал желать, чтобы их участь, какой бы она ни была, поскорее определилась.

— Конечно же нет!

— Тогда почему вы хотите принести нас в жертву? — Он закашлялся. Полковнику на глазах становилось хуже. От лихорадки его раненый лоб покрылся потом. И эти холодные капли не предвещали ничего хорошего. — Разве не так поступают адепты зла? Приносят человеческие жертвы?

Даджян перестал ходить кругами около своих пленников и склонился над техасцем.

— Самое интересное в вашем случае, полковник, — произнес он свистящим шепотом, — это то, что не я буду орудием вашей казни. Я не хочу запятнать свои руки вашей кровью. К счастью, своей попыткой похитить священную реликвию вы заслужили ордалию. Знаете, что это?

Ник Аллен даже приблизительно не представлял себе, о чем речь. Это слово он слышал впервые. И Даджян, так и предполагая, не замедлил дать разъяснения.

— Это Божий суд, полковник, — процедил он. — Чистый и беспристрастный суд Всемогущего. Неумолимый приговор. Моментальный. Точный. Вашу судьбу решит Он. Вас это устраивает?

— Вы сошли с ума…

Новый порыв ледяного ветра — быть может, отголосок бури, бушевавшей на пиках Арарата, — прервал их разговор.

— Не будем терять времени. — Армянин распрямился и не расслышал презрительных слов своего пленника.

Повинуясь его жесту двое солдат подтолкнули обоих американцев к краю мрачного кратера. Скальное ущелье внушало ужас: прямо под их ногами разверзлась вертикальная пропасть, словно резцом прорезанная щель, из которой вырвался поток жаркого воздуха и пощечиной обжег их лица. Даджян собирался сбросить их вниз? В этом и состояла ордалия?

Фабер прекрасно знал значение этого термина.

Он был введен в обиход в старой Европе во времена святой инквизиции и применялся в отношении ведьм и еретиков, когда в силу разных причин церковники отказывались от традиционного судебного процесса и заставляли преступников доказывать свою невиновность посредством испытания огнем или водой со связанными руками и ногами. Мартин не думал, что их собираются сбросить в бездну. Ордалия должна была давать им минимальный шанс на спасение. А подобная этой пропасть такой возможности явно не предполагала.

— Что вы собираетесь сделать с нами, Даджян? — спросил Мартин взволнованно, видя, что земля обрывается у их ног.

— Давайте испытаем вашу веру, господа.

Армянин взял в руки маленькую реликвию из Эчмиадзина и приложил к голове. Напоминающий формой почку камень сверкал, как бриллиант. Вероятно, он сиял своим собственным светом, потому что вокруг уже сгустился ночной мрак и ничто иное не могло вызвать эти отблески.

— Вам известно, мистер Фабер, почему эти камни называют камнями Солнца?

Мартин не ожидал такого вопроса. Не выпуская камня из рук, Даджян продолжал:

— Гелиогабалы — это особые минералы, реагирующие только на сигналы Солнца. Всего несколько часов назад полное солнечное затмение накрыло ближайшую к нам широту, позволяя увидеть плазменную корону светила. Хотя вы и не заметили, но эта энергия нанесла удар по Земле и заставила заработать все оставшиеся в мире семь башен ангелов, которые и активировались в течение последних часов. Если один из таких камней окажется вблизи от башни, он получит эту энергию и сможет выдать крайне любопытную реакцию.

— Какую такую реакцию?

— Мы называем ее Божья Слава, мистер Фабер, — улыбнулся армянин. — Иудейская Библия называет ее kabod. Это блеск Вечного Отца. Тот самый свет, который был явлен Моисею на горе Синай. Пламя, пожиравшее терновый куст, но не сжегшее его и позволившее Всевышнему говорить через него… В действительности, это наш самый древний канал для общения с Богом. Только в вашем случае, если вы не обладаете необходимым даром, он принесет смерть.

— Джон Ди видел этот огонь и не погиб, — ответил Мартин недоверчиво.

— В виде исключения. Он прибег к помощи наделенных даром визионеров, и они передали ему защитные заговоры.

— В таком случае, — усмехнулся Фабер, вспомнив долгие годы, посвященные изучению магических формул Джона Ди, — я жажду узреть эту Славу.

Лицо йезида осветила злорадная улыбка.

— Так узрите ее, господа!

39°25′ 34'' N.

44°24′ 19'' Е.

По краю монитора вспыхивали цифры, освещая лицо армянина.

— Вот, засекли! — воскликнул он, забыв о времени, проведенном на холодном каменном полу церкви Санта-Мария-а-Нова. От долгого сидения его мышцы затекли.

Но мысли Армена Даджяна были заняты совсем другим. Возможно, его главной заботой было то, чтобы я не догадалась об обмане, к которому он меня подталкивал. Но я, в своей наивности, и предположить не могла, что меня ожидает.

Он сосредоточенно ввел полученные координаты в открытую картографическую программу Гугла и подождал, пока земной шар не повернется нужной стороной и не приблизит цель.

Мы оба затаили дыхание в надежде, что переданные со спутников данные позволят нам наконец обнаружить след Мартина. В считаные секунды это приложение на основе запрограммированных данных должно было дать нам представление о том месте, где в данный момент находится он сам и второй адамант.

Карта быстро сдвинулась к востоку, оставив позади Европу, Балканы и Грецию, и через пару секунд остановилась на приграничной зоне между Арменией, Ираном и Турцией. На 39-й параллели северной широты скорость движения карты замедлилась, и выбранный участок приблизился.

Когда картинка окончательно замерла, итог показался мне, мягко говоря, неутешительным.

— Это… это там? — недоверчиво пролепетала я.

Даджян кивнул.

Нашим глазам открылась плоская равнина цвета охры, без единого дерева; унылая земля, каменистая и бескрайняя. Монотонность пейзажа оживляли лишь редкие пятна жалких лачуг, рассыпанных в беспорядке по лишенным растительности пологим горным хребтам.

— Эта программа не гарантирует стопроцентно точные координаты, — извинился Даджян, приближая и отодвигая изображение. — Мы осмотрим окрестности: вдруг найдем что-то любопытное?

Послушный движению курсора, вид сменился, но перед нашим взглядом предстала еще более прискорбная панорама. Единственная дорога на картинке была разбита колеями от мощных машин, возможно тяжелых грузовиков, и тянулась в обе стороны от ближайшего пограничного кордона Гюрбулак. Это была голая равнина. Ни сколь-нибудь значительных деталей рельефа, ни мало-мальски интересных поселений или военных лагерей. Наконец, примерно в километре от убогой деревушки под названием Халлак, на территории закрытой военной зоны, мы увидели нечто интересное. Возможно, единственное, что казалось неуместным в этих краях: безупречно новая крыша огромного здания и полоса укатанной земли, пригодная для посадки небольших самолетов. По одну сторону от нее кто-то намалевал огромными вытянутыми буквами, различимыми только с воздуха: Turkiye. Турция. А в начале полосы, в сотне метров к югу, контур некоего здания или сооружения был стерт со спутниковой фотографии.