Босиком прошлепал до вешалки, стянул с гвоздика джинсы. И только тут понял, что правая рука у меня несвободна — в ней был бабкин пирог. Я почему-то растерялся и спрятал его под подушку.

* * *

Второй день лечения Веры почти не отличался от первого. Те же слова, тот же порядок действий. На куклу девушка пожертвовала одну из своих футболок. Удивительно, но никто из нас не подумал заранее, что мотанку надо делать три раза.

Кукла в костре все так же орала. Все так же своим криком вынимала душу. Все так же подкатывал к горлу тошнотный ком. Все так же закладывало уши. На окраине деревни появились знакомые личности: мать маленького Валерки и компания.

Я успел отметить их лишь краем глаза — появились и исчезли. Но в душе почему-то поселилась мысль, что ждать от них хорошего не приходится. Как бы эти рассветные вопли не вышли нам боком.

Потом был обычный день. Вера, обессиленная, измученная ритуалом и болью, спала до обеда. Мы принимали клиентов. Кубышка росла, как дрожжах. Ближе к закату проявился куратор Костя. Забрал выручку, привез девчонкам дефицитных конфет, а нам всем банку красной икры и финский сервелат. Вика звала его остаться на ужин, но он отказался. Когда уходил, поманил меня за собой.

У калитки неожиданно робко попросил:

— Сергей, глянул бы ты, как у меня дела? Я слышал ты уже лечить начинаешь. Вдруг сможешь помочь?

Мне стало его жаль. Дурацкое это чувство, но поделать с собой я ничего не мог. Живой человек, как никак. Я взял его за ладонь, закрыл глаза. Дело было дрянь. Чернота поднялась по легкому вверх, дошла до самого корня, разъела часть бронха, захватила своими щупальцами перикард. Опухоль и не думала останавливаться. Она росла. Агрессивно, зло, беспощадно.

Видимо у меня изменилось лицо. Голос Кости дрогнул:

— Дело дрянь?

Я выпустил его руку.

— Тебе честно?

— Честно, — ответил он и упрямо сжал губы, — я не привык от смерти бегать. Просто не ожидал, что это может быть так…

Он повел рукой, а я понял, что не смогу оставить все, как есть.

— Приходи завтра, — сказал я, — ближе к полудню. Ничего не обещаю, но попробую хоть как-то помочь.

Он воспрянул духом, выпалил разом:

— Приду, обязательно приду.

Я проводил его, дождался, когда машина скроется из вида, потом вернулся в дом и взялся за книгу. Кто знает, вдруг там есть и такое?

* * *

В комнате ребята смотрели телевизор. Там было весело, там было шумно. Я сидел на кухне, уставившись в темное окно, и думал: «Неужели придет время, и я смогу так же?» Было и лестно, и жутковато одновременно.

Почему старая ведьма доверила это знание именно мне? Что разглядела она тогда в перепуганном подростке? Что прочитала в книге судеб в далеком семьдесят восьмом? Почему-то я был уверен, что спрашивать об этом не стоит — не ответит, и вовсе не из вредности, просто, до этой правды я еще не дорос. Когда-нибудь мне самому придется решать — кому отдать силу, с кем поделиться судьбой. И это будет нелегкий выбор.

Я вздохнул и посмотрел на стол. Книга давно погасла. Она рассказала мне то, что я хотел узнать. Поведала, зачем нужен пирог, принесенный с той стороны. Оставила очередной раз послевкусие чуда. Я подхватил ее со стола и спящую, уставшую унес в комнату Вики. Там спрятал в дорожную сумку под одежду.

Девчонки разместили раскладушку, щедро пожертвованную Владом, в проходе меж Викиной кроватью и стеной. К окну теперь можно было пробраться лишь на четвереньках, ползком по покрывалу. Им здесь было тесно. Им здесь было весело. Им было нечего делить.

Вообще в этом доме царил удивительный настрой. Мне было боязно его потерять. Такое тепло, такое понимание во все времена казались большой редкостью.

Я застегнул молнию, задвинул сумку под кровать и отправился к ребятам. Мне хотелось быть с ними бесконечно долго. Я почему-то страшился того, что должно произойти вскоре, хоть сам не понимал толком причины своего страха.

* * *

Наверное, баба Дуся, решила, что пока с меня хватит. Утром я проснулся раньше всех. Первым выскочил во двор, пробежался по холодку, в порыве энтузиазма набрал за домом слив, сорвал на пробу пару яблок. Бочки у них уже наливались красным. С грустью подумал, что лето подходит к концу. На календаре двадцать седьмое число. Скоро сентябрь.

Подумал, что я здесь меньше двух недель, но за столь короткое время умудрился сродниться и с домом, и с нашей компанией, и с этой реальностью. И даже с ролью шамана.

Одно из яблок я надкусил на ходу и пожалел, что не нарвал больше. Яблоко было сочным и сладким. Только возвращаться было лень, и я оставил это дело на потом. Вика уже успела поставить чайник. Теперь, под его мерное пыхтение, умывалась над рукомойником. Но меня заметила сразу. Улыбнулась.

— А, Сережа, уже встал? С добрым утром.

— Привет.

Я высыпал свою добычу на стол. Вика тут же сгребла все в миску, принялась мыть. Мне стало немного неловко за одинокое яблоко, и я пошел обратно, взяв с собой пакет.

Когда вернулся обратно, на кухне было оживленно. На этот раз поднялся даже Лис. Увидев мой немой вопрос, поспешил пояснить:

— Вот, ребята столько рассказывали, я тоже решить посмотреть, что там и как.

— И правильно, — тут же поддержала его Вера. — Только там страшно.

— Ничего! — Влад по-хозяйски приобнял ее за плечи. Не бойся, я же рядом.

Пятно на ее щеке стало совсем светлым, почти не различимым. Я даже покачал головой. Кто бы мне раньше сказал, что такое может быть, я бы ни за что не поверил. А тут. Почему-то все чудеса уже воспринимались как должное.

Чай пили в спешке. Быстро сжевали бутерброды с Костиным сервелатом. Лис попытался покуситься на банку с икрой, но получил от Вики по рукам.

— Не тронь, вот закончим дело, пройдет все у Веры, тогда и откроем. Устроим себе праздник.

Славка попыхтел для приличия и сдался.

На куклу пошла другая половина вчерашней футболки. Девчонки так наловчились, что сделали ее за пять минут. Потом все сложили в корзинку. К лесу отправились вшестером, прихватив с собой счастливого Соломона.

Все было, как обычно. У кромки леса полыхал огонь. Воланчик