в самой сердцевине моей души, изогнулось дугой, пробежало по спирали и вонзилось в неподвижное собачье тело. Затекло под него, приподняло в воздух, закружило, подпалило в одно мгновение, как бенгальскую свечу, взвило высоко-высоко к самым небесам.

Пес таял в магическом огне, как кусок рафинада в кипятке. Не горел, не чадил, просто исчезал. Скоро над нашими головами остался лишь огненный абрис. В нем четко угадывались собачьи очертания. Семаргл повисел с минуту неподвижно, потом встряхнулся, расправил призрачные крылья, издал оглушающий звук, не похожий ни на лай, ни на вой, ни на что иное и ринулся в самый центр толпы.

Лис ожил, поймал мою ладонь, сжал ее и снова замер. Мы так и стояли с ним, как два детсадовских пацана, и с восторгом смотрели на то, во что превратился наш Соломон.

Сверху на нас спустился огненный купол, накрыл колпаком, втянул в себя весь бензин, замер на досках крыльца, не причиняя им никакого вреда.

— Как думаешь, девчонки сбежали?

Голос у Славки был сиплым, точно в горле у него пересохло. Я пожал плечами. Что я мог ему сказать? Что понятия не имею? Что надеюсь на дар убеждения Влада? Вместо этого я выдал:

— Как все закончится, напьюсь, помяни мое слово.

Лис понимающе хмыкнул. Это незамысловатое желание нашло у него горячий отклик.

— Я с тобой.

Народ во дворе за это время как-то рассосался. Догорела поленница. Забор зиял здоровенными прорехами.

— Черт, — выругался Славка и добавил непечатную тираду, — теперь все это чинить.

— Починим. — На меня снизошло фантастическое благодушие.

Лис покосился неодобрительно.

— А деньги где брать?

Вопрос показался мне глупым. Последние дни у нас этих денег, что грязи!

— Найдем.

Мое спокойствие ничто не могло поколебать. Я сам не понимал его природы. Наверное, это был откат от огненной магии. Наверное… Последнее время вся жизнь моя состоит из этих самых наверное и может быть. Определенности ровным счетом никакой.

Где-то вдалеке раздался громкий клекот.

— Наш?

Славка прищурился вглядываясь в темноту. Зря старался.

— Пошли домой, — сказал я.

Он встревожился:

— Соломона ждать не будем?

— А ты уверен, что он вернется.

— Конечно, уверен. Он, знаешь, как сильно привязался к Вике, к этому дому!

Вика! Мы переглянулись и ринулись в дом наперегонки. Что там с девчонками? Что с Владом?

* * *

Свет в доме не горел. Но с кухни пробивалось приглушенное голубое свечение. Послышался окрик:

— Серега, ты?

Влад был предельно взволнован. Голос его в конце фразы дал петуха. Я поспешил успокоить:

— Мы.

Раздалось какое-то шебуршение, в дверях появилось Викино лицо.

— А эти?

— Ушли, — я не смог сдержать улыбку. — Точнее сбежали. Их Соломон прогнал.

— Он жив! — Глаза девчонки засветились от радости.

Славка ткнул меня в поясницу кулаком, зашипел:

— Ты что несешь, придурок?

Я уже и сам понял, что сболтнул лишнего. Постарался подобрать уклончивый ответ.

— Не совсем.

Вика потухла. Спросила растерянно:

— Как это, не совсем? Как это? Я не понимаю.

Мне ее было так жаль. Я невольно подарил ей надежду. А что теперь? Теперь был вынужден надежду эту уничтожить.

— Вика, понимаешь, он не ожил, он переродился.

— В кого? — Этот вопрос прозвучал совсем тихо. Обреченно.

— Он стал твоим духом охранителем. Бабушка твоя велела мне его призвать. Я тогда не понимал, о чем речь, догадался только сейчас.

Твою ж мать, как же тяжело объяснять такие вещи обычными словами. Я не знал, как рассказать то, что случилось во дворе. К счастью, и не пришлось. Соломон все сделал за меня.

Дверь вздрогнула от сильного удара, по стенам прошлась дрожь. Со стола что-то упало. Лис испуганно впечатался в стену, вжался в нее, словно пытался пройти насквозь. Дом озарился ярким светом. На нас, расправив громадные огненные крылья, плыл по воздуху прекрасный пес. Огромный, величественный. Как он помещался в таком тесном помещении, было совершенно непонятно.

— Соломон? — Вика не могла поверить своим глазам.

Тот оживился, подскочил к ней, подпрыгнул, встал на задние лапы, положив передние на плечи на девчонке. Жадно вылизал лицо огненным языком. Вика звонко рассмеялась.

— Соломон, маленький! Ты живой?

Попыталась обнять за шею. Пес протек между пальцев, разом переместился к кухне и исчез за дверью. Мы ринулись следом, толкаясь и мешая друг другу.

Влад сидел на подоконнике, весь, целиком, прижавшись спиной к стеклу и подобрав под себя ноги. Вид у него было ошалелый. В помещении было темно. Даже книга на столе не горела. Я машинально нажал кнопку выключателя, огляделся. На полу валялся упавший нож.

— А Соломон где? — выкрикнула Вика.

Влад ткнул пальцем в сторону книги, подтвердил:

— Там.

Вера села рядом с ним, прижалась боком. Я подошел к столу, провел пальцами по обложке гримуара. Ничего! Ни искры, ни жаркой волны обожания. Вика нерешительно топталась рядом.

— Откроешь?

А куда деваться? Я сделал вид, что все знаю наперед, перевернул обложку, жадно заглянул внутрь. На первой же странице прекрасной огненной печатью возлежал крылатый пес.

Глава 31

Дыра во входной двери поражала размерами и затейливостью формы. Лис ковырнул пальцем оплавленную поверхность, с чувством почесал затылок, выдал ошарашенно:

— Никогда не думал, что дерево может плавиться.

— Оно и не может, — отозвался я.

— Да? — Он глянул на меня, язвительно приподнял бровь. — А это что?

Пришлось уточнить:

— Обычно не может. Как это сделал Соломон, не знаю.

Лис хмыкнул, нагнулся, пристроил к дыре фанерку, убедился, что прореху та закрывает полностью, отставил в сторону к перилам, распрямился, сказал:

— А книга твоя, что пишет по этому поводу?

Я пожал плечами. Бабкиному фолианту было не до наших бытовых проблем.

— Ясненько, — Лис ни капли не удивился. Ткнул пальцем в фанеру, выдал: — Прибить надо. Погоди.

Он оставил меня и убежал за дом, к сараю. Вскоре вернулся, неся молоток и вагоночные гвозди.

Со двора на крыльцо взобрался Влад. Довольный, взъерошенный, перемазанный сажей. С ходу объявил:

— Хана нашим дровам.

Славка проворчал:

— А морда чего такая довольная?

Влада это не смутило.

— Хорошие были дрова, не зря я их покупал. Вон как полыхало!

Славка процедил тихонько:

— Дебил…

Влад же продолжил:

— И забору нашему хана. И черепам нашим…

— Бутафорским черепам!