– Нет, спасибо, он сейчас в командировке.

– Надолго?

Она пожала плечами.

– Досадно, – сказал закройщик, обмеряя Галине талию, бюст и бедра и диктуя эти размеры своей помощнице. – Я бы ему дня за три костюм сшил. Юбку вам до икры или ниже, до лодыжки? Во всяком случае, когда ваш муж вернется – пусть позвонит и подскочит на пять минут. Я здесь каждый день допоздна работаю. Мою фамилию запомнить легко – Володя Иванов. Рукав сделаем с напуском или фонарем?…

Но при первом возвращении из командировки примерить костюмы муж не успел. Они – ее муж, Бенжер и еще трое инженеров, сотрудников Бенжера, – прямо с аэродрома прикатили тогда на юрышевскую квартиру. Без телефонного звонка, без предупреждения («Проверяет он меня, – с горечью подумала о муже Галина, – врасплох хочет застать…») Сергей вошел в квартиру и сказал с порога:

– Галя, поехали в ресторан. Внизу Бенжер в машине и еще трое. Давай в темпе…

Ее задело, обидело, что он не подошел к ней, не поцеловал – все-таки неделю не виделись, она-то думала о нем каждый день, она так ждала его… Но в ресторане «София» под молодое болгарское вино, экспортную водку и баранину с грибами, а главное – от избыточного мужского внимания (она была одна в компании пяти мужчин) настроение у Галины поднялось. Она заметила, что муж поглядывает на нее с мужским интересом и подливает ей вино. И жаркая волна надежды, что полное, полное примирение произойдет уже этой ночью, заставляла ее охотно пить, смеяться и рассеянно слушать дурацкие мужские производственные разговоры. О, эти русские мужчины! Даже в ресторане, даже в постели с бабой – только и говорят, что о своей работе. Вот и сейчас то же самое: неделю они ездили по стране, осматривали какие-то заводы на Урале, в Поволжье и на Украине – и не могли, видите ли, наговориться!

– Лучше всего, чтобы завод был в Москве, – говорил быстроглазый Бенжер. – Надо это пробить, Сергей Иванович.

Галя посмотрела на мужа. Он по своей давней привычке чуть повел головой влево, как делал это всегда перед очередной фразой, потом сказал:

– Нет, в Москве ничего не выйдет, а вот под Москвой, в Шатуре, можно отвоевать старый завод электрооборудования и за пару месяцев приспособить его для наших целей…

К часу ночи они приехали домой, но, вопреки Галининым ожиданиям, муж снова ушел спать в комнату сына, а наутро опять укатил в командировку.

Порой Ставинскому казалось, что он не выдержит этого сумасшедшего напряжения, этого балансирования на лезвии ножа. Конечно, переоборудование шатурского завода вовсе не требовало его постоянного там присутствия, с этим прекрасно справлялись помощники Бенжера. Но желание держаться подальше от жены Юрышева, от Генерального штаба и «своего» тестя – маршала Опаркова – заставляло его либо торчать в этой Шатуре, либо придумывать себе командировки в Баку, где конструкторское бюро Азербайджанского института нефтяного бурильного оборудования разрабатывало новую конструкцию аппарата для бурения скважин с подводной лодки. Практически вся его работа заключалась в подхлестывании, поторапливании других людей, а также в умении одним начальственным телефонным звонком добывать внеочередную партию якутских промышленных алмазов для новой конструкции бура, какие-то загадочные даже для него «телефонные пульсаторы» или титан для «емкостных батарей Бенжера». С этой работой он справлялся блестяще, потому что поневоле отдавал ей все свое рабочее и нерабочее время. И получалось, что, приехав в Россию по заданию CIA, чтобы вырвать у русских секрет проекта «ЭММА», он, наоборот, стремительно продвигает этот проект к серийному производству. Бенжер не мог нарадоваться энергии своего куратора из Генерального штаба. Не раз за бутылкой коньяка он пытался объяснить Ставинскому принцип «эффекта Бенжера» – открытия, на котором держалось все устройство нового сейсмического оружия. Честно говоря, все построено на открытии одного чудака – геолога из Ашхабада, доверительно говорил Бенжер Ставинскому. Его фамилия Одеков, он занимается предсказанием землетрясений и потратил семнадцать лет, чтобы доказать, что вертикальные и горизонтальные технические движения в земной коре независимы друг от друга, и даже открыл новые тектонические движения, которые назвал сейсмогенерирующими…

Но премудрости тектоники, сейсмографии и энергетики были выше понимания Ставинского. «Швеция расположена в пределах балтийского щита Восточно-Европейской платформы и обрамляющих ее структур каледонской складчатости. В строении щита участвуют протерозийские метафорические комплексы свекофена, карелия, готия, дальсландия и неметаморфизированные толщи субиотния, понтия, спаратмита…» – ну что может понять тут нормальный человек? После разговоров с Бенжером Ставинскому было ясно одно – Опарков, Бенжер и тот Юрышев, которого он сейчас изображал, выбрали Швецию в качестве новой Хиросимы по нескольким причинам. Во-первых, Швеция не входит в НАТО, а ее собственные противолодочные морские силы смехотворны. Но при всей своей, по современным военным стандартам, немощности Швеция имеет три важнейшие для Балтики военно-морские базы – Хорсфьерден в Стокгольмских шхерах, Карлскруну, а на западном побережье – Гетеборг. Эти базы держат под своим наблюдением весь советский Балтийский флот, и в случае войны Швеция может в любой момент передать эти базы НАТО. Стокгольмские шхеры и тысячи других шведских фиордов дают прекрасное укрытие для военных судов даже в случае атомного удара. И чем выкуривать эти суда и подводные лодки из фиордов и шхер поодиночке, легче уничтожить их одним превентивным сейсмическим ударом, в котором к тому же никто не заподозрит Советский Союз. Землетрясение, стихийное бедствие потрясет старушку Швецию, обрушит прибрежные скалы в морские укрытия, где прячется флот, уничтожит военные базы…

Короче, в советской стратегической доктрине нейтральной Швеции в случае войны уготована та же участь, что ныне «нейтральному» Афганистану. И маршал Опарков торопил Бенжера и Ставинского завершить окружение Швеции сейсмической гирляндой. Несколько подводных лодок были посланы к шведским берегам, чтобы уточнить тектонику дна в Стокгольмских шхерах и возле Гетеборга…

Конечно, среди этих производственно-военных будней, когда Ставинскому нужно было то крутиться в Генштабе, то лететь в Балтийск, на военно-морскую базу подводных лодок, то принимать участие в первых морских испытаниях нового бурильного агрегата в Баку, на Нефтяных Камнях, то подталкивать переоборудование завода в Шатуре (и при этом постоянно держаться как Юрышев, чувствуя себя и днем и ночью как на экзамене, когда ты отвечаешь по чужому билету или по подсказке), – среди всего этого напряжения были, конечно, у Ставинского и другие минуты. Те минуты, по которым он когда-то тосковал в Америке, – минуты наслаждения своим престижем, элитарностью, принадлежностью к касте избранных. Молодой генерал в сопровождении четырех талантливых инженеров летает по стране в первом салоне «Ту-134», живет в лучших гостиницах. Мимо очередей за билетами в аэропортах – прямо к диспетчеру по брони, а от него – на борт самолета, в первый салон, куда никакая касса не продает билеты простому люду, а только партийным и правительственным служащим, генералам, депутатам Верховного Совета СССР и т.д. Даже зубы ему вставили без очереди и бесплатно – в бакинской гарнизонной военной поликлинике.