– Здесь такие не живут.

Все-таки она не верила, что мы родственники.

– Как же! – с мягкой улыбкой сказал я. – Гончарова Нина Тихоновна. И ее супруг Сергей Андреевич. Тот, который недавно погиб.

В узкую щель, ограниченную дверной цепочкой, я увидел, как моя собеседница поспешно перекрестилась.

– Не знаю, о ком вы говорите, – сказала старушка.

Она смотрела на нас с настороженностью и зарождающимся страхом в глазах. Еще немного, понял я, и она захлопнет перед нами дверь.

– Ничего не скажет, – шепнула за моей спиной Светлана.

В доказательство ее слов дверь захлопнулась.

– Попробуем в другой квартире, – предложил я.

Дверь нам открыла женщина в переднике. У нее было красное распаренное лицо и мокрые руки, которые она безуспешно пыталась вытереть одну о другую, совсем как моя мать, когда занималась стиркой. Из-за женщины выглянули два любопытствующих детских личика.

– Здравствуйте, – сказал я и снова широко улыбнулся. – Вы не подскажете… Ваши соседи… Вот в этой квартире… Гончаровы… Где можно найти Нину Тихоновну?

Женщина улыбалась мне в ответ, но улыбка была неуверенная.

– Здесь такие не живут.

Я перестал улыбаться. А Светлана за моей спиной шуршала какими-то бумагами.

– Не может быть, – сказал я. – Нина Тихоновна! Гончарова!

Светлана из-за моей спины протянула фотографию. Это был снимок из нашего досье. Гончаров, собственной персоной.

– Вот, – сказала Светлана. – Разве это не ваш сосед?

Женщина не взяла снимок в руки, всмотрелась, покачала головой.

– Нет, нет, вы ошиблись. Наверное, перепутали дом.

– Дом тот, – уверенно сказал я. – И квартира тоже.

– Хозяева уехали.

Я и сам знал.

– Куда?

– В Африку.

Я подумал, что она шутит. Но ее глаза были серьезны.

– В Африку? – недоверчиво переспросил я.

– Еще в прошлом году. По контракту. Борис Борисович – медик…

– Борис Борисович – это ваш сосед?

– Да. Всей семьей уехали. И жена, и дети.

Я посмотрел на Светлану. Наверное, у меня было такое же удивленное лицо, как у нее в эту минуту. Она приходила сюда в отсутствие Гончарова и подолгу беседовала с его женой, изучая характер нашего будущего героя и набрасывая предварительный сценарий съемок. И я здесь тоже был. Не могли же мы одновременно сойти с ума?!

Наверное, Ряжский не ожидал, что я приеду к нему по собственной воле, без вызова, потому что когда я позвонил ему из проходной, он не смог сдержать удивления:

– Вы?

– Я. Мне нужен пропуск. Я хочу с вами поговорить.

Через пять минут я уже был в его кабинете. Здесь ничто не изменилось со времени моего последнего пребывания в прокуратуре. И даже проклятая лампа все так же стояла на столе. Я покосился на нее.

Ряжский перехватил мой взгляд и, подумав, убрал лампу со стола, демонстрируя, что сегодня он со мной дружит.

– Когда вы в последний раз видели Гончарову? – спросил я.

– М-м, видел, – неопределенно ответил Ряжский.

– Давно?

– Какое это имеет значение?

– Ее нет в Москве.

На Ряжского это не произвело ни малейшего впечатления. Но у меня для него было кое-что поинтереснее.

– Это еще не все.

Я выложил на стол фото Гончарова. Ряжский взглянул на снимок без интереса, почти с равнодушием.

– Соседи по лестничной площадке сказали, что этот человек в своей квартире не жил.

– А в чьей он квартире жил?

– Я неправильно выразился. Они сказали, что никогда в жизни не видели Гончарова.

Ряжский посмотрел на снимок, потом на меня. Но молчал.

– И еще эти люди сказали, что никакую Нину Тихоновну Гончарову они не знают и не знали.

– Они что, никогда не встречались?

– Она вообще там не жила!

Его взгляд полыхнул недоверием.

– Может, так и было?

– Но я же встречался с ней!

– В той самой квартире?

– Да! И я встречался, и Илья, и Светлана. В разные дни, это было несколько раз.

– Значит, все-таки жила?

– Ну конечно!

– А соседи говорят – нет.

– Совершенно верно.

Ряжский задумался.

– Там совсем другие хозяева, – сказал я. – Какой-то врач. Он со всей семьей уехал по контракту в Африку, еще в прошлом году.

– А квартиру сдал, – осенило Ряжского.

– Нет.

– Почему нет? – вроде бы даже нахмурился он, словно я своим вмешательством портил ему всю картину.

– Потому что арендаторов кто-нибудь из соседей уж увидел бы за год, наверное.

– А никто не видел?

– Я же говорю – нет.

Мне показалось, что Ряжский озадачен.

– Если бы они там не жили, то это само по себе уже странно, – сказал я. – А если еще вспомнить, что Нина Тихоновна внезапно исчезла.

– А она исчезла? – удивился Ряжский.

– Ее нигде нет.

– Я разговаривал с ней.

– Когда?

– Вчера.

– Вчера?!

Это было для меня полной неожиданностью. Что угодно я готов услышать, но только не это.

– Так что все в порядке, – сказал Ряжский. – А с квартирой этой мы выясним, конечно.

– Я хочу встретиться с Гончаровой.

– Зачем?

– Хотя бы затем, чтобы принести ей свои соболезнования. После гибели ее мужа я ни разу не смог с ней встретиться.

– Значит, она вас избегает.

– Да ее нет нигде! И телефон не отвечает!

– Какой телефон?

– Домашний.

– Тот домашний, по которому она вроде бы и не жила?

– Да.

– Номерок не подскажете? – заинтересовался Ряжский.

Я раскрыл блокнот, нашел нужный номер.

– Вот.

Ряжский, увидев номер телефона, впал в задумчивость. Я почти сразу догадался, что происходит.

– Вам известен другой номер?

Он не ответил, но я по глазам прочитал – да, другой. Ряжский звонил ей по другому номеру и считал его домашним телефоном Гончаровой, а о существовании другого номера, того, что был записан в моем блокноте, он даже не подозревал. Он уловил в этом что-то, безусловно, но пока не знал, как это «что-то» можно объяснить.