Проклятье.

Я застываю. Его слова, как бы я к ним ни готовилась, поражают меня прямо в грудь. Во-первых, потому что Ал действительно все это говорил.

Во-вторых – потому что я и впрямь попала в цель. И это не слишком приятно. Старшее поколение что, всерьез считает меня какой-то высшей опасностью, от которой нужно всеми силами ограждать сыновей?

Лестно, да не слишком.

Я не знаю на самом деле, какие мотивы у Фернара Тео были изначально. Иден верит, что отец Ала хотел убрать с дороги сначала его, потом нас обоих – и эта вера заражает меня, сейчас особенно. Но многое успело произойти. Глория подставила Альнара, и стерпеть такое сложно – как сыну, так и отцу. Так что остается, наверное, только вариант отомстить конкурентам и еще обезопасить будущее Ала. От меня.

Я сжимаю руки. И, поскольку ко мне так удачно обращаются, отвечаю:

– А еще можно подумать, что вы пытаетесь добиться, чтобы нас убрали с факультета. Меня и Идена, – звучит жестко, под стать словам моего избранника. – Вы ходите к ректору, спрашиваете о нас. Знаете, я тут поговорила с Алом. Мы прояснили, что мы друзья и таковыми нам лучше и оставаться. Так что если вы переживали, что Альнар отвергнет какую-нибудь новую выгодную партию ради меня, – не стоит беспокоиться.

Тео-старший смотрит на меня долго и пристально.

– Что же. Это хорошие новости.

А еще я вдруг думаю, что с Альнаром у нас действительно было мало шансов.

Не хочу в это углубляться, поэтому качаю головой:

– Перестаньте нам вредить. Потому что мы с вашим сыном все-таки друзья. Вы, видимо, сильно им дорожите, он высокого мнения о вас – и я поверю, что, раз так, причины все же есть. Но я могу рассказать Альнару, что вы подставили Идена на ровном месте. Навязали ему Глорию Санди путем интриг и манипуляций. И сейчас пытаетесь добиться едва ли не моего отчисления из академии – просто чтобы я не была с ним. Вы хотите этого?

Брови Фернара Тео сходятся на переносице – может, потому что он вспоминает, что все-таки стоит в собственном кабинете. Ну или потому что боится меня меньше, чем аристократа рядом.

– Келли, послушайте, я не люблю угрозы.

– Никто не любит угрозы, – возражаю я. – Но вы совершили ошибку. Хотели подобрать вашему сыну достойную пару, но вместо того, чтобы просто знакомить его с девушками и предоставлять решать самому, стали давить на него. Выбрали Глорию Санди, которую он терпеть не может. Вместо того чтобы подавать пример, ведете грязные игры. Неужели вы не понимаете, что рушите Алу жизнь? И уж тем более – ваши отношения с ним.

Пример плохих отношений при подобном подходе стоит рядом со мной и делает вид, что все прекрасно.

– В общем, если вы продолжите заниматься бредом, мы готовы немного повоевать, – скалится он холодно. – Если нет – для начала скажите Илману, что больше не желаете нас допрашивать. Что подумали и решили, что это неуважительно по отношению к моей семье. Потому что это неуважительно.

Еще несколько секунд висит тишина. Плотная и густая.

– Хорошо, – говорит наконец Тео-старший, отрываясь от стола. – Я завтра собирался встретиться с Алом в начале дня. Могу заехать в академию заодно.

Потрясающе.

Я смотрю на него, не позволяя себе ни малейшего проявления радости, – но сердце бьется чаще.

Киваю ему. Бросаю взгляд на затухшую трубку, и на этом мы прощаемся.

А когда мы с Реймом уходим, уже на улице я выдыхаю:

– Ты восхитительный лгун. Тебе говорили?

– Между прочим, я не так уж много вру, бесенок.

По крайней мере, когда голый.

Я не знаю, почему опять думаю об этом сейчас. Мне просто радостно – оттого, что все вроде бы получилось.

– Как думаешь, этого достаточно? – спрашиваю, невольно прислоняясь к нему плечом. Чувствую, как он касается волос на моей спине.

– Посмотрим завтра.

О том, что вышло из разговора, я действительно узнаю на следующий день – когда после лекции, которую ведет ректор, подхожу к нему.

– Лорд Илман. Хотела спросить насчет проверки. Вы решили, когда ее проведете?

Он смотрит на меня так, будто я интересуюсь чем-то, о чем он успел забыть. Типичный взгляд преподавателя, которого ловишь по своим нуждам в коридоре, право.

– У меня сейчас не очень много времени, Келли. Знаете, не думайте пока о проверке. Пройдите тест, а там посмотрим.

Его слова – наверное, лучшее, что я могла услышать. Они не звучат слишком определенно, но все же дают надежду.

Возвращаясь к Идену, я показываю ему жест двумя пальцами: все неплохо.

Может, от нас и вправду отстанут?

Готовиться к тесту приходится, конечно. Хотя голова, должна признать, все еще во многом занята другими вещами в следующие два дня.

Во-первых, я все гадаю, что ректор решит с проверкой.

Во-вторых, невольно думаю, что меня беспокоит ситуация с Альнаром.

Может, стоило не заключать сделку с его отцом, а рассказать парню, о котором я мечтала, пару неприятных вещей? Я пыталась убедить Фернара Тео, что он не прав, но есть ли шанс, что пылкие слова подействуют на человека в годах? Только если поверить, что Ал любит его не зря.

Я не знаю, насколько это правильно – лезть в отношения чужой семьи. Настраивать сына против отца. Но, может, я могла бы аккуратно поговорить с Алом и хотя бы убедить своего друга, что ему нужно извлечь урок из ситуации с Глорией?

Больше не идти ни у кого на поводу?

Только мы даже разговаривать толком не можем, и я вынуждена лишь ждать, что будет дальше.

С Иденом мы учимся. Проводим время вместе. Оказывается, в этом полно приятных моментов. Жить рядом с парнем, с которым вы не враждуете насмерть, а, скорее, наоборот, – внезапно здорово.

Меня перестает раздражать, когда он занимает душ по утрам. А он перестает занимать его слишком подолгу мне назло. Я больше не волнуюсь, что он приведет толпу придурков в нашу гостиную, и когда натыкаюсь взглядом на его вещи, оставленные там же, – улыбаюсь, а не кривлюсь.

Ко всему этому добавляется то, что он каждый вечер теперь утягивает меня в постель. Моменты, о которых я вспоминаю невпопад в ванной, за едой, на занятиях – и у меня начинает вырабатываться нездоровая реакция. Пальцы ног невольно поджимаются, жар бежит по всему телу, в голове порхают мотыльки. Чувствую себя глуповато.

Но слишком здорово.

Одного не могу понять: это все действительно продлится долго? Или я все-таки очнусь однажды? Не будет ли тогда слишком поздно?

– У меня что-то на лице, бесенок? – спрашивает Рейм, когда я сижу на кровати и слишком пристально его рассматриваю.