— Ничего-ничего. Иди, не слушай меня.

Макензи вернулся в свой кабинет.

Теперь все было в порядке. Остальные приготовления он сделал до этого. Материалы лежали в багажнике автомобиля. Сам механизм оказался делом несложным, он смастерил его у камина накануне вечером. Альберт Эллингэм еще раз оглядел свой кабинет, желая убедиться, что ничего не забыл. Потом наклонился и открыл самый нижний ящичек стола. Там хранились лишь его немногочисленные личные вещи: пузырек аспирина, запасные очки, колода карт. Он просунул руку дальше и вынул револьвер. Несколько секунд подержал, ощутив на ладони его тяжесть, потом внимательно осмотрел.

Часы из зеленого мрамора отмеряли время. Когда на них в последний раз смотрела убитая принцесса? Она знала, что другой такой возможности ей больше не представится? Холодный стеклянный глаз наблюдал за ней в тот момент, когда ее увозили из собственного дома. Но от зрелища ее смерти, от картины того, как голову несчастной насадили на пику и с восторгом пронесли по улицам Парижа, их избавили. Эту голову, жуткую куклу, даже поднесли к тюремному окну и показали ее подруге — королеве — в знак того, что ей уготовило будущее.

Это были всего лишь часы. Они не могли ничего ни знать, ни понимать. Но разбирались во времени и теперь говорили, что час Альберта Эллингэма пробил. Пора делать выбор.

Нет, лучше обойтись без пистолета. План он продумал хорошо. Альберт положил револьвер обратно в ящичек, встал и, не дожидаясь, когда мозг перехитрит сам себя, взял пальто.

Пришло время сыграть в игру.

Едва освободив от обязанностей Ларри, школа не захотела отпускать Стиви с ним в Берлингтон. Однако, в соответствии с инициативой «мы сделаем что угодно, лишь бы вы почувствовали себя лучше», против ее поездки к доктору Фентон, чтобы немного поработать, возражать никто не стал. Ее взялся отвезти охранник по имени Джерри, смена которого заканчивалась через полчаса. А чтобы забрать ее, пообещали прислать кого-то еще. В Берлингтон Стиви поехала с Джерри на его старой «хонде акуре» и всю дорогу не снимала наушников, но ему на это было наплевать. Ей было необходимо послушать какую-нибудь музыку. В голове пульсировали мысли, и девушке хотелось привести все к единому ритму.

Когда они подъехали к дверям дома Фентон, Стиви выпрыгнула из машины, быстренько поблагодарила и торопливо зашагала по растрескавшейся бетонной дорожке. Сообщение Хантеру она предварительно посылать не стала, потому что для задуманного необходим элемент неожиданности, к тому же требовалось произвести некоторую разведку на местности. Сначала она прислушалась. В доме было тихо. На первом этаже ни огонька. Перед этим она проверила расписание Фентон и теперь знала, что через сорок пять минут у той лекция. Девушка немного отошла, чтобы ее не было видно, стараясь держаться подальше от той стороны, в которую должна была направиться доктор. Прождав минут сорок, она увидела, что Фентон выскочила из двери и яростно застучала своими сабо по направлению к учебному корпусу.

Тогда Стиви отправила Хантеру сообщение:

«Ты дома?».

Через секунду пришел ответ: «Да, а что?».

«Спускайся вниз и выходи на улицу».

Стиви подождала его на застекленной веранде с кучами хлама и мусора, дожидавшегося своей участи в корзинах. Через минуту дверь в дом открылась, и из нее высунулась голова Хантера.

— Можно войти?

— Конечно, — ответил он и распахнул дверь.

В тот день в доме стоял ужасный запах. Фентон наверняка не шутила, когда сказала, что у нее отсутствует обоняние. С этого корабля, похоже, сбежали даже кошки.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала Стиви.

— В чем?

Она могла бы солгать. Ей приходилось делать это и раньше. Но в результате своего вранья получала результат, обратный ожидаемому. К тому же пробраться в дом к Фентон было совсем не то, что прокрасться в чью-то комнату. В реальном мире это называется «проникновение со взломом». Здесь требовались открытость и немного удачи.

— Мне нужно попасть в ее кабинет. Надо посмотреть рукопись.

У Хантера вытянулось лицо.

— Я не могу…

— Я ничего не украду, — сказала она, — мне необходимо лишь бросить взгляд на ее записи о том, что сказал Макензи.

— Говорю тебе…

— Послушай, — продолжала Стиви, обходя комнату в поисках уголка, где воняло бы не так сильно, — я делаю так совсем редко. Мне нужно тебе кое-что показать.

Отыскав на одном из столов местечко почище, она поставила туда сумку. Потом расстегнула молнию, залезла внутрь и вытащил баночку из-под чая.

— Здесь доказательство того, что письмо за подписью Лукавого написали двое студентов школы. Это была шутка, шалость. Что-то типа этого.

— Замолчи, — сказал он.

Она открыла баночку и достала фотографии.

— Эти двое, — произнесла она, взяв одну из них, — были студенты из богатых семей. Парень слыл поэтом. Девушка зачитывалась журналами, посвященными реальным преступлениям. Они изображали из себя Бонни и Клайда. Даже написали стишок.

Она протянула его парню.

— А это, — продолжала Стиви, показывая Хантеру слипшиеся фотографии с вырезанными буквами, — доказательство. У меня в этом деле появилась реальная улика. Если она есть и у твоей тетки, мне надо ее увидеть. Знаешь, я чувствую: она играет со мной в какие-то игры. И в моей школе что-то происходит. Погибли два человека.

— Случайно, — возразил он.

— Да, но здесь все равно что-то не так. Если Макензи действительно говорил что-то о деньгах, если эта теория верна, мне нужно посмотреть ее записи.

Хантер глубоко вздохнул и бросил взгляд на дверь кабинета.

— Я не притворяюсь, — произнесла Стиви, — и пришла сюда не ради денег, а чтобы найти ответы. Ну пожалуйста.

Хантер обвел взглядом пол, затем поднял глаза обратно на Стиви.

— Тетка вернется меньше чем через час, — сказал он, — она всегда уходит раньше, не дожидаясь, когда истекут положенные сорок пять минут. Так что вперед.

Он прошел в застекленную дверь, Стиви последовала за ним. Оказавшись внутри, Хантер направился к картотечному шкафу. Но, вместо того чтобы открыть его, ткнул концом костыля в кипу журналов под ногами.

— У нее паранойя, — сказал он, прислонил костыль к шкафу и опустился на пол.

Затем сдвинул журналы в сторону, и под ними обнаружилась коробка из-под пиццы. Хантер открыл ее. Коробка была новая, внутри лежало несколько картонных папок для делопроизводства. Перебрав их, одну из них он вытащил. Потом немного отдохнул.

— Мне кажется, когда она говорила с Макензи, он был болен, — произнес он, — болен и стар. Его пичкали лекарствами. И то, о чем он всегда молчал, рассказал ей только потому, что был раним. Хотя, на мой взгляд, это все равно когда-нибудь всплыло бы.