Он сложил документы обратно в большую папку и сунул ее в ящичек стола.

Теперь ему предстояло заняться бланком «Вестерн Юнион». Надпись на нем он сделал этим же утром, только раньше. Загадка пришла ему в голову за несколько дней до этого, но до сегодняшнего дня он не мог доверить ее бумаге, потому как это означало посмотреть правде в глаза. Как давно он об этом узнал? Вероятно, когда впервые прочел ту книгу. Альберт несколько мгновений смотрел на загадку, сунул ее в карман и пододвинул к себе «Приключения Шерлока Холмса». Данный экземпляр был из школьной библиотеки, он нашел его в обсерватории, когда пришел туда в роковой вечер похищения. Поначалу даже не придал этому значения: той ночью произошло слишком много других событий. Книгу, конечно же, взял кто-то из его гостей — всем им любезно предлагалось пользоваться школьной библиотекой, чтобы в охотку почитать. Но потом, когда прошло время и мысли в голове прояснились, он навел по поводу этого томика справки и узнал, что никакие гости ее не брали. Ею практически безраздельно владела Долорес Эпштейн.

Вот как он пришел к пониманию того, что Долорес в тот день пришла в его скромное убежище почитать и принесла одну из самых любимых своих книг.

Сам Альберт Эллингэм вырос в одном из беднейших районов Нью-Йорка; наверное, именно поэтому ему так полюбилась малышка Долорес Эпштейн. Он с восьми лет продавал на улице газеты, собирая пятицентовики и пенни. Сколько холодных ночей ему довелось провести на пороге какого-нибудь дома. Порой он находил убежище в Публичной библиотеке Нью-Йорка и тогда читал про Шерлока Холмса — все без исключения рассказы о нем, запоминая многие строки наизусть.

Эллингэм открыл книгу и прочел фрагмент, нередко приходивший ему на ум. Это была строка из рассказа «Тайна Боскомской долины»: «Нет ничего более обманчивого, чем очевидный факт».

Действительно. Так оно и есть.

Храня книгу у себя в кабинете, он случайно обнаружил на одной из страниц подчеркнутое предложение. В самом начале, рассказ «Этюд в багровых тонах». После этого его мысли пришли в движение. Долорес Эпштейн, эта чудесная, блестящая девочка, думала до самого конца. Обладать таким умом, таким присутствием духа…

Наконец он потянулся к проволоке. Нужно будет прослушать ее еще раз — для полной уверенности. Он встал, пересек комнату, подошел к веренице шкафов с выдвижными ящиками и открыл один из них. Внутри оказался проволочный магнитофон «Вебстер-Чикаго». К аппарату прилагались наушники. Он поместил катушку с проволокой на шпиндель, надел наушники и включил воспроизведение.

Через несколько минут выключил аппарат и снял наушники. Все было в наличии, все идеально встало на свои места. А когда он добавил то, о чем поведала Марго Филдс…

Картина стала совершенно полной. Теперь пора.

Он нажал на столе кнопку звонка, которым вызывал Роберта Макензи. Тот явился через минуту с блокнотом в руке. По его виду Эллингэм понял, что он обратил внимание на отдернутые шторы.

— Я еду в яхт-клуб, — сказал он, — погода ясная и отличная. Попросил поехать со мной Марша. И он, и я можем позволить себе побыть немного на свежем воздухе — слишком уж долго мы торчали в темноте.

Альберта до глубины души тронуло выражение неподдельной радости на лице секретаря. Макензи о нем заботился — не исключено, что последний из всех.

— Прекрасная мысль, — сказал Макензи, — если хотите, я распоряжусь насчет корзинки для пикника.

Альберт Эллингэм покачал головой.

— Право, не стоит. Послушай, утром я составил загадку и хочу узнать, что ты о ней думаешь.

Он сам удивился своему поступку. Головоломка носила личный характер, но он всегда делился с Макензи всеми своими шарадами. Тем более что эта, пожалуй, заслуживала его внимания куда больше, чем остальные. Макензи схватил ее, явно в восторге оттого, что все входит в старое привычное русло.

— Где бы ты искал того, кого здесь нет? — прочел он. — Он всегда на лестнице, но не на ступени.

Альберт пристально вглядывался в секретаря. Интересно, он знает ответ? Может, он очевиден для всех?

— Думаю, это лучшая головоломка из всех, что я когда-либо сочинял, — сказал он, — моя Загадка Сфинкса. Тот, кто отгадает ее, проходит. Но вот тот, кто нет…

Альберт протянул руку, взял бланк обратно и аккуратно положил его на середину стола. Макензи прокручивал шараду в голове, однако Эллингэм видел, что его внимание поглощено чем-то другим. Чтобы найти ключ к разгадке, секретарь анализировал его поведение. Макензи выглядел гораздо старше своих тридцати. Ему требовалось почаще куда-нибудь выезжать, как-то жить.

— Для тебя, Роберт, у меня на сегодня есть очень важное поручение, — произнес он и поставил на головоломку пресс-папье, чтобы ее прикрыть, — сходи куда-нибудь, проветрись. Развлекись. Это приказ.

— Я и сам собирался, — ответил Макензи, — но сначала нужно разобрать корреспонденцию, которой накопилось фунтов десять.

— Я настаиваю, Роберт.

Ему действительно этого очень захотелось. Самым неожиданным образом велеть Роберту Макензи подумать о себе стало для него важнее всего на свете.

— Скоро наступит зима, и ты пожалеешь, что не воспользовался такими днями, как этот, с большей пользой для себя.

Макензи неловко заерзал.

— Ты хороший человек, Роберт, — продолжал Эллингэм, — и я хочу, чтобы в твоей жизни было столько же радости и счастья, сколько было в моей. Не забывай играть. Помни об игре. Всегда помни об игре.

Это прозвучало уже немного чересчур, поэтому Альберт Эллингэм заставил себя расплыться в самой широкой улыбке, на какую только был способен.

— Обещаю сегодня куда-нибудь сходить, — сказал Макензи, хотя весь его вид свидетельствовал об обратном.

— И еще одно, — сказал Альберт, — все документы по дополнительному пункту завещания и трасту у меня на столе. Позаботься, чтобы все было готово для публикации. Завтра я намерен дать первое объявление.

— Вы действительно приняли окончательное решение? — спросил Макензи. — И мне совершенно нечего сказать, чтобы вас остановить?

— Верно, нечего. Крупный жирный шрифт вверху полосы: «Эллингэм предлагает за дочь десять миллионов долларов». Я хочу, чтобы этот заголовок читался даже с пролетающих мимо самолетов.

— Но это ошибка.

— Мое дело — совершать ее или нет. Если у тебя есть десять миллионов долларов, ты можешь делать с ними что угодно.

Его слова прозвучали резковато, но надо было ставить точку. Пора идти. И больше никаких трогательных комментариев по поводу замечательного дня. Теперь, когда наступил момент, в душе Эллингэма шевельнулось сомнение. Может, лучше объяснить? Роберту Макензи можно доверять.

— Это оказалось на проводе, — добавил он, когда секретарь уже подошел к двери.

— Что? — обернулся тот.

Нет, Роберт ничего не знал.