Гений хана Хубилая ярче всего проявился тогда, когда он пришел к выводу, что монголам не удастся покорить весь Китай одной только военной силой, вне зависимости от размера армии и совершенства ее вооружения. Хотя он и не был наделен военным талантом своего деда, он все равно превосходил умом всех других членов рода.

Он был прекрасным стратегом, и умел не только находить блестящие решения политических и военных задач, но и воплощать их в действительность. Все свои умения он направил на управление своими землями и, что самое главное, на расширение их на юг. В конце концов, ему удалось достичь политическими средствами того, что не удалось его непобедимому деду, — покорить и объединить весь Китай, самую густонаселенную страну в мире. Он одержал победу, умело манипулирую общественным мнением, при этом военная мощь монголов играла важную, но далеко не ведущую роль. Он возвел китайскую столицу, принял китайское имя, и установил китайскую чиновничью систему. Он завладел Китаем, так как стал большим китайцем, чем сами китайцы, во всяком случае, больше, чем династия Сун.

На протяжении всей своей прежней истории Китай всегда был великой цивилизацией, но никогда не был единым централизованным государством. Хотя образованная элита владела единым письменным языком, читала одни и те же классические тексты и восхищалась одними и теми же стилями в искусстве, простолюдины говорили на совершенно разных языках и жили в изменчивой мозаике княжеств и династий-однодневок.

Образованная элита мечтали о едином централизованном государстве. Временами глава той или иной местной династии, которая в тот момент набирала значительную силу, умудрялся покорить несколько соседних царств и вновь пробуждал надежду на объединения всей страны. В перерывах между такими короткими периодами общей государственности идея единого Китая оставалась романтическим идеалом в поэзии, каллиграфии и эссе китайской интеллигенции.

В отличие от всех прежних властителей, Хубилай предоставил образованному сословию возможность воплотить в жизнь их давнюю мечту о государственном единстве. Несмотря на его низкое происхождение из степных варваров, он показал себя более способным достичь этой цели, чем цари династии Сун. Все, что он делал, казалось, было направлено на то, чтобы убедить китайский народ в том, что само Небо даровало ему и только ему свое благословение, а значит, старая династия Сун скоро падет, потому что ей уже не хватает необходимой жизненной силы.

Хан Хубилай, казалось, отдавал себе отчет в том, что он столкнулся с трудностями схожими с теми, с которыми в свое время столкнулся его великий дед, объединяя разрозненные племена степи. Хотя Чингисхану с огромным трудом удалось объединить несколько племен, численность каждого из которых не превышала ста тысяч человек, Хубилаю пришлось иметь дело с многомиллионными царствами. Как и Чингисхан, Хубилай начал трудный процесс создания государства вокруг базовой этнической группы, только для него такой группой стали не монголы, а китайцы.

Он должен был получить преданность китайского народа, а для этого ему приходилось восстанавливать, а зачастую и изобретать различные институты, которые превратили бы разрозненные народы в жизнеспособное и сильное целое.

Во время борьбы за власть со своим братом Ариком Буге в 1260 году Хубилай принял китайский титул, являющийся переводом монгольского: Чжи Юань, то есть «Совершенное начало». В 1264 он использовал его для династического имени Да Юань («Великое начало»), под которым монгольская династия известна в китайской истории. Это имя означало не только новое начало для китайских подданных хана, но и для самих монголов. Хубилай не был новым Чингисханом, но он совершил деяния сравнимые по сложности и масштабу с подвигами его деда.

Как император и основатель новой династии Хубилай старался китаизировать свой образ и, таким образом, сделать его не только приемлемым, но даже притягательным для его китайских подданных. В 1263 году Хубилай приказал возвести храм, посвященный его предкам. Он приказал своим чиновникам совершать в храме традиционные китайские ритуалы почитания предков, но сам старался в них не участвовать. В этом, видимо, отразилась обычная монгольская неприязнь ко всему связанному со смертью. В следующем году он поставил несколько стел, посвященных предкам, в обычном китайском стиле. В 1277 году, после того как он объявил о создании новой монгольской династии, он посмертно присвоил китайские имена всем своим предкам и построил больший по размеру храм, в котором было восемь отдельных покоев: один для основателя семьи Есугей-багатура и Оэлун, другой для Чингисхана, по одному для каждого из сыновей Чингисхана, и по одному для Гуюк-хана и Монке-хана. В новой официальной версии истории рода Джучи, чей род был одним из самых верных союзников Хубилая, был признан полноправным членом семьи. Так же как Монке возвел посмертно их отца Тулуя в чин Великого Хана, Хубилай сделал его китайским императором. Он заказал портреты всех членов семьи, сделанные в китайском стиле. На них все они выглядят больше похожими на китайских мандаринов, чем на монгольских воинов.

Хубилай признавал высокую эффективность сильной армии и настойчивой пропаганды, но третьим составляющим его стратегии стало умелое управление и создание новой администрации. Он не придерживался обязательных конфуцианских принципов, которые имели силу закона для высших классов, но мало значили для простого люда. Хубилай старался создать эффективную систему управления, которая помогла бы ему добиться широкой популярности среди своих подданных-китайцев и оттенить свое иноземное происхождение. С этой целью он создал институт Уполномоченных миротворцев, которые должны были улучшить отношения новой власти с ханьцами на новопокоренных территориях. Эти миротворцы стали постепенно восстанавливать то, что разрушила война, и в первую очередь — важные общественные строения, такие как храмы, часовни и другие важные для народа здания.

Чтобы выступать как могущественный китайский правитель, Хубилай должен был создать пышный двор, который располагался бы в настоящем городе, а не в кучке кочевых шатров и не в целевых строениях в Шанду в современной Внутренней Монголии. Это место было для него важно, так как именно там курултай провозгласил его Великим Ханом, но другими преимуществами оно явно не обладало. Столица находилась не только в области, населенной кочевниками, чуждыми оседлым китайцам, но и на месте обычных военных лагерей, из которых Чингисхан наносил удары по цивилизованным городам Китая. Хубилай же хотел как можно меньше ассоциироваться с этими аспектами монгольской истории.

Сохранив Шанду в качестве летней столицы и личных императорских охотничьих угодий, Хубилай приказал возвести новый город, настоящую китайскую имперскую столицу, на юге, где было бы легче использовать сельскохозяйственные ресурсы долины Желтой реки. Он избрал место прежней чжурчженьской столицы Чжунду, которую Чингисхан разрушил в 1215, как раз в год рождения Хубилая. В 1272 он издал указ о начале строительства новой столицы, которая затем была соединена каналом с Желтой рекой. Монголы назвали ее Ханбалык, то есть Город Хана. Китайцы называли ее Даду, то есть Великая Столица, теперь она называется Пекином. Хубилай призвал мусульманских архитекторов и среднеазиатских ремесленников для постройки своей столицы. Они должны были выработать новый стиль, который стал бы компромиссом между вкусами степных кочевников и оседлых цивилизованных народов.