завязли в этом осеннем мареве. Мелькал желто-белыми пятнами ближний свет фар.

Из дымки выплывали столбы и дорожные знаки.

В какой-то момент мне почудилось, что за мной едет одна и та же машина. Серый внедорожник, марку и номер которого я не мог рассмотреть в тумане, тем более в зеркало заднего вида.

Я быстро отбросил свои подозрения.

На фоне всего происходящего уже точно паранойя начинается. Вроде никому дорогу не перешел и врагов в городке не нажил. Вряд ли кто-то собирается сводить со мной личные счеты за дела многолетней давности.

Через несколько минут я вошел в обшарпанный кабинет, стены которого украшали старые обои в желтый цветочек.

Дыру на стене закрывала карта области. На окнах стояли какие-то пожухлые цветы и кактусы. А над рабочим столом следователя красовался портрет президента. Ну прямо как в номерах КВН.

Я как-то бывал в этом отделении, забрали за хулиганство, когда я приезжал на каникулы из универа.

Тогда отец заплатил за меня штраф и пригрозил забрать машину, если подобное повторится. Как сейчас помню, мы устроили шумную вечеринку у одного из приятелей. Затем вывалили во двор, врубив музыку на полную громкость. Это происходило во дворе одной из городских пятиэтажек. Бабульки кричали нам с балкона, кляли на чем свет стоит. К нам вышли какие-то местные парнишки, пытаясь урезонить, но мы устроили драку. А потом приехали патрульные…

И несколько часов спустя я сидел в этом же кабинете, пока отец разговаривал с участковым.

Да, у меня была насыщенная во всех смыслах молодость...

С тех пор в кабинете мало что изменилось, кроме его «обитателя». Разве что компьютер появился, да жалюзи на окна повесили.

Даже президент смотрел на меня с картины все тем же строгим взглядом.

Следователь, Константин Олегович, был примерно моим ровесником и, как я понял из вчерашнего разговора, переехал сюда позже.

– Господин Орлов, присаживайтесь. Сейчас я закончу и уделю вам время, – выглянул из-за монитора полицейский.

– Не торопитесь, я никуда не опаздываю.

Мне на самом деле нужно было находиться на предприятии. Мало ли, где подчиненные накосячат во время проверки. Но и оставить дела Ульяны я не мог. Однако, если хочу получить больше информации, лучше не нервировать следователя. Он мог и не отвечать на мои вопросы, потому что для Ули я фактически чужой человек. Не муж и даже не родственник.

– В общем, я уже все, – повернулся ко мне Константин.

– Внимательно слушаю, – кивнул я. – Удалось узнать что-то новое?

– Сдали на экспертизу след протектора ботинка. Но подозреваю, вор мог взять сменную обувь и потом от нее избавиться. Только размер известен, сорок третий.

– Совсем не редкость… А что с отпечатками пальцев?

– Найденные отпечатки принадлежат Ульяне Васильевне, ее родственнице и сыну этой самой родственницы. Они с утра побывали в участке. Больше ничьих отпечатков не обнаружено. Похоже, неизвестный был в перчатках.

– Но при этом он знал, как войти на участок незаметно, не вскрывая замок, – подсказал я.

– Мог обнаружить лазейку. Или заранее обследовать территорию. Лично меня больше заинтересовало другое. Следы масла…

– А что с ними? – почему-то в словах следователя мне послышалось что-то знакомое. Даже не знаю, возникли смутные подозрения.

– Дело в том, что недавно в городе убили двух людей. Следствие еще ведется, но мы пока не вышли на след преступника. Так вот… рядом с телом второй жертвы найдены такие же частицы.

– Я слышал о каком-то убийстве. В новостях рассказывали, – вспомнил я день, когда встретился с Ульяной вскоре после переезда. – А кем были убитые? Это ведь не секретная информация?

– Нет, не секретная. Даже в новостях муссировали. Мужчина, Георгий Савельев, работал в городском краеведческом музее и занимался историческими исследованиями.

Почему-то сразу вспомнилась папка на столе Сержа и пожелтевшие страницы.

Еще один любитель истории… Что-то много их в последнее время развелось. 

– А женщина? – нетерпеливо спросил я.

– Фрилансер. Эльвира Максимова. Сотрудничала с агентством по продажам, зарегистрированном на Кипре. Вряд ли ее профессиональная деятельность связана с причиной убийства. Ее заказчики слишком далеко. Мы не смогли установить прямую связь, хотя на днях нашлись свидетели, что убитые пару раз встречались. Подробностей встреч мы не знаем. Однако определенно, жертвы были знакомы друг с другом.

– Но причем здесь старый дом Ульяны Даниловой? Вы хорошо проверили ее родственников? Может, все же они?

– Нет, точно не они. Это определенно был мужчина. А у сына Надежды Петровны есть алиби. И его подтвердили минимум десять человек. Так что там все чисто.

Я совсем запутался. Не понимал, что происходит. В тот момент мне хотелось защитить Ульяну от всего мира, закрыть собственной грудью, если понадобится. Вообще не отпускать от себя ни на шаг.

Сердце вдруг сжалось от мысли, что в этот момент мой сын идет один домой, а где-то в городе разгуливает преступник.

Я не должен оставлять Диму одного. И мне все равно, что потом скажет на это сама Ульяна. Все гораздо серьезнее, чем казалось поначалу.

Какой-то странный клубок обстоятельств закручивался вокруг близких мне женщины и ребенка. И я уже не мог просто помогать, я должен был действовать.

Ульяна

Проверяющие задали жару.

Весь финансовый отдел подняли на уши, про бухгалтерию уже молчу. Там такое творилось… Девушки даже на обед не ходили.

Я дико устала и была раздражена тем, что требования комиссии не выяснили заранее. Мы бы подготовились и сейчас не носились как ужаленные в известную точку.

С одной стороны, я понимала, что проверяющие вряд ли заранее говорили, что их заинтересует. Возможно, даже намеренно не уточняли, чтобы мы не успели ничего поменять, подделать, подстраховаться.

Однако раздражение все равно накапливалось.

К концу дня у меня в глазах рябило от цифр и графиков. Таблицы мелькали, даже когда я ненадолго закрывала веки, чтобы глаза отдохнули.

Анисимов, которого мы у себя уже пару недель не видели, то и дело заглядывал, и это совершенно не помогало процессу.

Он и в обычной ситуации был крайне неприятным типом, а сейчас и вовсе срывался без дела и ужасно мешал. 

Эмоции собирались как снежный ком.

Возможно, сыграл роль и взлом бабушкиного дома, который я восприняла особенно болезненно. Я любила этот дом. Каждую старую половицу, которая скрипела под ногами, каждый уголок, где в детстве пряталась.

Я не просто хотела получить имущество, которое мне должно достаться по праву. Это было мое детство,