А почему бы и не взять то, что так настойчиво само в руки идет? Он почти не шатается, даже трезвеет, обвивает руками тонкую талию женщины и уводит в зал к танцующим парам. Огни светомузыки сливают тела в одно большое неразборчивое пятно. Сережа прижимает ее сильнее, дает понять, что он мужчина, он альфа, хозяин, главный. Как же ошибается.

Он чувствует ее руки на шее, Анна ласкает его затылок. Длинные пальцы в золоте колец перебирают волосы, опускаются к ушам, потом к скуле. Сережа поддается на ласки, трется щекой, прикрывает глаза. Он на самом деле оголодавший без ласк котенок, который нашел свою хозяйку. Она не выдерживает, тянется к мочке уха, прикусывает. Сережа стонет от боли, которая переплетается с наслаждением. Его короткий крик скрывает музыка. Парня трясет, внизу живота начинает сдавливать, дыхание учащается. Волна возбуждения обнимает с головы до ног. Анна прислоняется к уху, слизывает капельку выступившей крови, и очень ласково, приторно сладко шепчет.

— Если ты будешь достаточно умным и послушным котенком, то я дам тебе все, что ты захочешь. Весь Лос-Анджелес может лечь у твоих ног, если сможешь правильно распорядиться своим новым положением, — она отрывается и смотрит в мутные глаза парня. Затягивает его в свою черную дыру, в свой персональный ад. Объясняет правила игры. — Никаких женщин, никаких мужчин. Ты только мой! — уже тверже сквозь музыку говорит Анна. — За любые ошибки наказываю. Ты понял меня? — зачитывает приговор женщина.

— Да, — на выдохе подписывается Сережа.

— Ты начинаешь заниматься делами компании, я научу тебя всему, — облизывает его подбородок. — Предашь — уничтожу. Ты понял меня? — еще раз, чтобы уже наверняка. — Ты достаточно трезв, чтобы осознавать все, что я тебе говорю? — строго, с надрывом, цепляет его скулу и заставляет смотреть в глаза.

Сережа готов сейчас душу дьяволу продать и подписаться под каждым ее словом кровью, лишь бы остановить эту пытку.

— Я тебя понял. Я согласен, — говорит он и врывается в поцелуй.

Их страсть видит почти весь персонал гостиницы. Они смущенно опускают глаза или совсем отворачиваются от бесстыдства начальницы, которая нашла себе очередную игрушку. Сережа видит в их глазах сожаление, жалость, но в тот момент разум не может и не хочет замечать ничего, кроме голубых бездн. Раздеваться они начинают уже в лифте, который не торопится и еле-еле шуршит ремнями, поднимает любовников в пентхауз. Сережа прижимает хрупкое тело Анны к панели лифта. Приподнимает ее за ягодицы, аккуратно расстегивает жемчужные пуговицы на блузке. Шелковая ткань скользит с плеча, оголяет ключицу. Парень нежно целует каждый сантиметр ее шеи. Он пытается насытиться ее губами, щеками, шеей, но не может. Одержимый ее телом, Сережа рычит. Анна вторгается за ремень его джинсов, жадно сжимает ягодицы, настойчиво целует, вгрызается в губы и оставляет первые синяки. Зализывает укусы и снова причиняет боль. У Сережи были девушки, но такую страсть он испытывает впервые.

Он падает на большую кровать, придавленный почти раздетым телом женщины. Мягкий матрас и шелковые простыни цвета морской волны остужают прохладой разгоряченное тело. Парень успевает оглядеть масштаб разрушения. Разбитые вазы, цветы на полу, одежда, от которой пара избавилась на ходу, не отрываясь друг от друга. Пьяный разум шепчет ласковые глупости ей на ушко. Женщина тигрицей выгибается, трется о сильную, не по годам прокачанную мужскую грудь. Гладит твердые кубики на прессе и спускается по дорожке все ниже и ниже. Сережа пытается перехватить ее руки, взять управление процессом на себя. Но нет, она теперь его Бог и черт. Анна заламывает его руки над головой. Сцепляет пальцы, ласкает доводит до исступления. Парень стонет от скорости, силы, возбуждения. Рычит от каждого укуса, от каждой кровавой полосы на его теле. Теперь она его властелин. Он падает в водоворот страсти и боли. Кончает в безумной скачке и засыпает с ее именем на кроваво красных губах.

Утром не хочется вставать. Головная боль пронзает его раньше, чем Сережа успевает открыть глаза. Яркий свет полуденного солнца ласкает пространство. Лучи бегут по стенам, кровати и освещают ровные черты обнаженного тела Анны. Сережа осторожно встает. Помнит все до мельчайших подробностей, но не чувствует стыда. Он идет к ванной. Обходит разбросанные вещи. Переступает через цветы. На ватных ногах он проходит комод, смотрит на фотографии Анны. Замечает открытую деревянную коробку с часами Rolex. Они играют золотом, переливаются в лучах солнца. На яркой оранжевой открытке с сердечком надпись “Моему котенку. Спасибо за первую ночь. Анна.”

Желудок сводит от жгучий боли. Сережа добирается до ванны, останавливается около зеркала, смотрит на свое обнаженное отражение. Разглядывает расцветающие фиолетовым синяки. Щупает алые царапины на плечах и торсе. Умывается холодной водой, смывает всю ночь. Не врет себе. Он сам этого хотел и сам согласился. Понимает, что ничего не будет по-старому. Он теперь принадлежит ей.

Глава 28.

— Сергей Александрович, как же я рад вас снова видеть, — Брюс стоит в зале ожидания, практически у самого выхода, в сопровождении своей охраны. За столько лет мужчина изменился. Его возраст выдают россыпь морщин на лице, небольшая залысина давно поседевших волос, которую он всячески скрывает. Но он все также хорошо сложен, подтянут и идеально выбрит. Конечно, он уже не бывает в самой гуще событий, не ездит на разборки, как в давние времена. Теперь он просто усталый, солидный человек. Брюс расставляет широко руки, приветствует. Обнимает Сергея, как старого друга, похлопывая по спине и плечам.

— Ух, мальчик мой, — он теребит мужчину по щекам. — а годы делают тебя еще краше, — он смеется над изумленным взглядом Сергея. Мужчина приобнимает старого знакомого. — Как долетел? Давненько уже стоим.

— Я задержался на вылете. Самолет проверяли дважды.

— Были проблемы? — Брюс обходит Сергея и указывает на выход. — Пойдем, она ждет.

Сергей оставляет вопрос без ответа. Кивает своим телохранителям и направляется к стеклянным дверям. Охрана сталкивается в дверях, злится друг на друга. На дороге у аэропорта припаркована парочка черных внедорожников, один черный Ford Mustang и белая, как снег Maserati Ghibli. Сергей точно знает, куда ему. Он жмет руку Брюсу, отпускает охрану, которая рассаживается по машинам, следит, как друг неуклюже залезает в свой Ford и открывает дверь, забывая поприветствовать забытого друга. Лос-Анджелес, как и тогда, начинает плакать.

— Привет, котенок, — раздается из темноты салона до боли знакомый голос. Сергей садится рядом с Анной, устраивается поудобнее и откидывается на спинку кожаного кресла.

— Не называй меня котенком, — огрызается мужчина без приветствия. Анна смеется на весь салон, задорно, громко.

— Ты совсем не меняешься.