Зузана и Мик вели себя как ни в чем не бывало, опять выясняли, что как называется на химерском — языке, который им больше никогда не придется услышать. Друг, лететь, я тебя люблю. Последнее выражение очень понравилось Вирко, а Кэроу едва не разрыдалась. Мик играл Моцарта, все снова зачарованно слушали, Баст была тронута до слез, а позже, у себя в комнате, Кэроу раздала всем зажимы, и, невидимые, друзья вышли в ночь. С собой взяли только то, что могло уместиться в карманах: деньги, телефоны (по-прежнему не находившие сеть), паспорта, компас, а на спину закинули канистры с водой.

Кэроу немного проводила друзей, а потом вернулась в касбу, чтобы убедиться, что их уход не заметили.

Все прошло успешно.

На подносе с зубами лежал листок бумаги. Кэроу развернула его и увидела портрет Зузаны с Миком и чешскую транскрипцию химерского «я тебя люблю». Кэроу вместе с Иссой проплакали до рассвета. К моменту, когда все начали просыпаться, посланницы Бримстоуна были снова спокойны — бледные, измученные, но полные решимости.

Пора.

Давным-давно

тысячи химер спустились

в подземный собор.

И больше никогда оттуда не возвращались.

В преддверии конца перед каждым жителем Лораменди стоял выбор. Солдатам выбирать не приходилось — они погибли, сражаясь. Участь детей выбрали родители. Серафимы впоследствии удивлялись, что в городе почти не оказалось детей. Или их вообще не было? В обугленных развалинах мало что осталось.

Ангелы так и не узнали, что скрывалось у них под ногами.

«Идите в подземный собор под городом. Возьмите с собой детей. Спуститесь в удушливый мрак и никогда не возвращайтесь. Или оставайтесь наверху и готовьтесь к встрече с ангелами».

Выбор был прост: умереть легко — или умереть в муках. Смерть под землей милосердна и, может быть… не навсегда.

Бримстоун не давал пустых обещаний. Его план больше напоминал мечту.

— Ты всегда был мечтателем, — сказал ему Воитель. Оба «древних монстра» — так называли их враги, — восстав против ужасающего рабства, подарили своему народу тысячу лет свободы. Теперь все было кончено, и старики чувствовали себя безгранично уставшими.

— Я мечтал о другом, — сказал Бримстоун. — Собор возводили для молитв и венчаний, а не для воскрешений. Я и представить себе не мог, что он станет могилой.

Давным-давно Бримстоун, найдя огромную подземную пещеру, решил основать над ней город. Он мечтал… Он мечтал о многом, но в итоге собор веками служил тайной мастерской, где под сенью резных сталактитов на огромных каменных плитах просыпались фантомы и уходили на войну. Величавые своды знали только дым благовонных курений и магию хамс.

А теперь собор стал могилой.

— Не могилой, а гигантской кадильницей, — утешил друга Воитель.

В закупоренной кадильнице души хранятся вечно. Если пещеру запечатать, заблокировать вентиляционные шахты, обрушить винтовую лестницу и скрыть вход, то собор станет вместилищем, где спасутся тысячи душ.

— И все же собор превратится в склеп, — терзался Бримстоун.

— Ты же сам это придумал! — ответил ему Воитель. — Мне ли тебя убеждать? Друг мой, не мучай себя обвинениями. Да, мы проиграли войну, и легко решить, что все было напрасно. Веками, несмотря на бесконечное кровопролитие, химеры рождались, жили, любили и веселились. Наши земли были свободными, многие не ведали ни рабства, ни сражений. Многим выпало счастье вырастить потомство, дожить до глубокой старости. Мы даровали им эту жизнь, мы держались сколько могли. Друг мой, разве можно было сделать больше?

— А теперь наше время истекло.

— Да, — печально согласился Воитель.

Склеп или вместилище душ — не важно, этот выбор не для них. Ангелы не успокоятся, пока не отыщут Воителя и мага. Придется дать императору то, что он хотел. Бримстоун жертвовал собой ради мечты, осуществление которой зависело не от него.

— Ты уверен, что она вернется? — спросил Воитель.

Маг тяжело вздохнул. Неизвестно, сможет ли Кэроу вернуться в Эрец, ведь ее не готовили к подобным испытаниям. Бримстоун дал воспитаннице человеческую жизнь, надеялся, что Кэроу не придется разделить судьбу своего народа, терпя бесконечную войну и лишения. А теперь на ее хрупкие плечи легло неимоверное бремя. Ей вручили ключи от разрушенного королевства, передали тяжкую ответственность за души химер. Нет, Кэроу не отступит.

— Она вернется и воскресит их, — ответил маг.

— Ты дал ей подходящее имя. Кэроу, воистину надежда…

Они объявили жителям осажденного города о предстоящем выборе. Выбор оказался легким. Все знали, что конец близок. Жизнь химер висела на волоске: вражеские атаки, страх, голод и пламя, непрекращающееся пламя с небес. Все ждали неминуемой смерти, но им даровали возможность переждать тяжелые времена в стазисе. Конечно, в призрачную надежду верилось с трудом, но умирать, думая, что однажды возродишься, было несравненно легче.

Надежда легла на плечи Кэроу тяжким грузом: что делать, как найти островок мира там, где испокон века царят свирепые нравы, месть и ненависть? И пусть многочисленным армиям Воителя и Бримстоуна не удалось отстоять свободу, мечта влюбленных химеры и ангела, погибшая на эшафоте, упрямо указывала путь миру и надежде. Ведь со смертью ничего не заканчивается…

В собор спустились тысячи, представители всех объединенных племен. Величие и красота храма впервые открылись посторонним. Идущим на смерть. Народ все прибывал, становилось тесно, душно. Кто-то запел гимн, его поддержали остальные. Может, собор и стал им могилой, но их смерть была легка.

Жребий, выпавший на долю остальных, был жестоким, героическим. Остаться наверху пришлось многим. Если бы из Лораменди исчезли все химеры, серафимы заподозрили бы неладное. Ворвавшись в город, ангелы нашли, на ком выместить свою злобу — беженцы, старики, родители, потерявшие детей, жертвовали собой ради многих тысяч химер, принявших смерть в соборе.

Вооружившись этой вестью, а также парой клинков-полумесяцев и маленьким ножом, Кэроу вместе с Иссой отправилась на собрание. Во дворе очередные отряды готовились к отлету в Эрец, среди них и команда Амзаллага, на которого Кэроу очень надеялась.

До падения Лораменди у Амзаллага была семья, дети.

— Мы нанесем удар к северу от столицы, — говорил Тьяго. — Поселения ангелов плохо укреплены, охраны мало. В Империи не помнят, что такое война, потому что мой отец, занимаясь одной обороной, позволил клинкам заржаветь. А нам защищать нечего.

Дерзкое заявление Тьяго звучало упреком за проигранную войну, и химеры встрепенулись.

— Неправда! — возразила Кэроу, выходя из-под арки. — Нам есть что защищать.

Тьяго окинул ее обманчиво-благосклонным взглядом. Шеста ринулась сквозь толпу к непокорной подопечной.