Он со стуком поставил стакан на стол.

— Должен признаться, не верю я в ваш мятеж.

— Понимаю. — Я опрокинула в горло остатки выпивки.

— Ваш принц скорее уничтожит нашу страну, чем спасёт её, — продолжал Тамид. Мне тоже так казалось, но я промолчала. — Тем не менее ты права: я не настолько сержусь на тебя, чтобы спокойно смотреть, как ты погибнешь… Снимай рубаху.

Последнего я не ожидала.

— Ты всем девушкам это предлагаешь? — невольно вырвалось у меня.

Глупо так шутить с бывшим старым другом и влюблённым, тем более когда кровь сестры на площади под балконом ещё не остыла, а на улицах буйствует толпа. И всё же Тамид рассмеялся — совсем как прежде, чуть закатывая глаза, словно делал одолжение, — но я-то знала его хорошо.

— Нет… — Он поднял со стола крошечный ножичек с лезвием не длиннее моего ногтя. — Только тем, из которых собираюсь вырезать кусочек бронзы.

Не шутит, поняла я. Тамид решил помочь. Только ему известно, где у меня под кожей что зашито, в том числе и бронза с истинным именем джинна, дающая султану власть надо мной.

Тамид спасал мне жизнь.

По ту сторону стены уже начинали праздновать Ауранзеб. Смех рассыпался звонкими колокольчиками, слышался разноязыкий гомон и нежные звуки музыки.

Мы сгрудились в ожидании в тени стены близ ворот, ведущих во дворец. Разодетые и тщательно накрашенные обитательницы гарема перешёптывались, бросая на меня любопытные взгляды и стараясь держаться поодаль. Никто не знал в точности, какое отношение я имею к истории благословенной султимы, но слухи по гарему разлетелись всё равно. Кое-кто даже якобы видел, как я помогала Кадиру топить младенца. Явная ложь — Хала не настолько глупа или сердита на меня, чтобы внушить кому-то подобную иллюзию.

Я покрутила головой в поисках Лейлы, но не смогла различить её в тени. На нашей стороне сада слышались лишь отдельные шепотки да шорох праздничной одежды. Мы напоминали стайку птиц, которых вот-вот выпустят на волю. Я глубоко вдохнула, успокаивая колотящееся сердце. Вот и настал главный день. Сегодня мы освободим джиннов и Лейлу. Так или иначе, это последняя моя ночь в гареме.

Потянувшись к саднящему боку, я поспешно отдёрнула руку, стараясь избавиться от привычки. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь углядел свежий заживающий шов над местом, где прежде находилась бронзовая пластинка. Железо Тамид удалять не стал — слишком большой риск. Металл изначально не предполагалось вытаскивать, и я могла умереть от кровотечения или выдать себя слабостью.

Бунт в городе, известный в народе как «мятеж благословенной султимы», продолжался всю ночь после казни Ширы. Впрочем, историю пишут победители, и если мы проиграем, то лишь мельком упомянут какие-нибудь «беспорядки из-за опозоренной султимы». Напряжение ощущалось до сих пор даже внутри дворцовых стен и наложило свой отпечаток на подготовку к Ауранзебу.

Наутро после ночных событий часть города оказалась в руках восставших. Сэм рассказал про баррикады на границах трущоб и некоторых других районов. Из песков мятеж перекинулся в столицу, и положение властей резко ухудшилось. Солнце Ахмеда мелькало повсюду и появилось даже на стене султанского дворца — скорее всего, дело рук Имин, ставшей с тех пор хрупкой и забитой служанкой при кухне, которую никто не заподозрил бы в таком безобразии хотя бы по причине маленького роста.

Трупов на улицах осталось множество, в том числе и в военной форме. По словам Сэма, стратегия Шазад была продумана великолепно, не хуже, чем на поле боя. Даже те бунтовщики, кто надеялся лишь пожечь и пограбить в своё удовольствие, направлялись умелой рукой, выполняя тактические задачи. Тем не менее, хотя жертвы были оправданы с лихвой, мятежники не могли не нервничать. Если у султана была возможность ввести в бой свою новую армию джиннов, то момент настал самый удобный.

Однако за три последующих дня ни одного бессмертного на улицах Измана не появилось, война велась лишь человеческими силами — если не считать демджи. Сегодня к мятежникам должна была открыто примкнуть и я сама.

Служанки из гарема нарядили меня в мираджийские цвета — как у военного мундира, хотя солдата я сейчас нисколько не напоминала. Тёмная кожа уроженки песков выгодно подчёркивала тонкий белый халат, льнувший к коже, словно пальцы любимого, и отделанный пышной золотой вышивкой с жемчугом по подолу, груди и рукавам. «Если пройду мимо султимских жён, — подумала я, — чего доброго станут выхватывать жемчужины, как тогда из бассейна». Руки обнажены до локтей, запястья унизаны звенящими золотыми браслетами. Кожа, усыпанная золотой пудрой, сияла, словно пронизанная солнцем насквозь.

Мои обрезанные волосы доставили служанкам немало хлопот. Обеспокоенно покудахтав, они пропитали пряди ароматными маслами и заплели в мелкие косички, перевивая блестящими золотыми нитями. Я давно уже не сердилась на Айет за ту выходку — стоило лишь увидеть её пустые от боли глаза в тюремной камере, как весь гнев испарился. Мою голову венчала миниатюрная диадема из золотых листочков с жемчужными ягодами, а губы накрасили тёмно-золотой помадой.

В бело-золотые цвета Мираджа одели всех женщин, допущенных на праздник, но я была поистине ослепительна, как золотая статуя, заказанная специально для дворца. От девчонки из песков мало что осталось. Я даже не представляла, что могу быть такой красивой, в то же время ощущая своё тело будто чужим. Тем не менее внутри оставалась прежней — мятежницей, готовой нанести удар.

— Внимание! — раздался голос глашатая из-за стены. — Наших гостей приветствуют роскошные цветы гарема!

В полной ожидания тишине ворота в стене распахнулись, и женщины вокруг меня устремились в дворцовый сад, словно детишки к долгожданным подаркам. Я шла медленнее всех, ощущая толчки обгоняющих меня и представляя, как гости любуются стаей бело-золотых птичек, выпущенных из клетки.

Пышные дворцовые сады в золотистом вечернем свете радовали глаз. Среди цветущих кустов и весело журчащих фонтанов прогуливались разряженные гости, услаждая обоняние и слух приятной музыкой и ароматом жасмина, с которым смешивались пряные запахи изысканных кушаний. Высоко над головой по всему саду протянулись золочёные гирлянды со сверкающими подвесками в виде птиц из хрусталя.

Мимо пробегал слуга с целым подносом пирожных в сахарной пудре, и я взяла одно. Оно вмиг растаяло во рту, оставив лишь ощущение сладости, так что не удалось даже как следует распробовать.

По толпе гостей вдруг прокатились шепотки, и я обернулась. Альбийская королева с брезгливым отвращением смерила взглядом девушку в открытом муслиновом платье, а затем резко отвернулась, зашелестев пышными тяжёлыми юбками.

Я поискала в толпе лица Шазад или Рахима, но поймала лишь острый взгляд султана. Кое-кто из гуляющих явно начал отмечать праздник уже давно, однако наш пресветлый повелитель был внимателен и собран как никогда. Глядя на меня, он приветственно приподнял свой почти полный бокал, а затем отвернулся, привлечённый чем-то ещё. Я облегчённо вздохнула. Вызвать подозрения сейчас было бы смерти подобно. Осмотрелась снова и стала медленно обходить сад по кругу, делая вид, что просто гуляю.