Хотелось снова просить прощения, но моё молчание говорило само за себя. Прискакав на буракки из Пыль-Тропы в Садзи, я пила с Жинем в баре «Пьяный джинн», но теперь уже не могла вспомнить, за что.

Видимо, сжалившись, Тамид открыл буфет, уставленный бутылями и кувшинами, содержимое которых на вид больше напоминало яд, чем выпивку. Однако, пошарив в глубине, всё же отыскал полупустую бутылку со стёртой этикеткой, в которой плескалась знакомая янтарная жидкость.

— Прежде я пил только под твоим дурным влиянием, — буркнул он, вынимая пробку. Плеснул немного в стакан и в глиняную чашку. — Мне только капельку… — Придвинул ко мне чашку. — Стакан только один, сюда редко ходят гости.

«А как же Лейла? Впрочем, им было чем заняться и помимо выпивки».

— Не бойся, посуда чистая… Если бы хотел, давно бы уже тебя отравил.

— Ну, за упокой души! — Я сделала глоток, выжигая язвительный ответ, который вертелся на кончике языка. — За тех, кому повезло меньше.

Тамид покатал стакан в ладонях.

— Не думал, что ты будешь так жалеть о Шире.

— Значит, ошибался.

Почему-то я не могла на него сердиться… тем более что не так уж он был неправ. Та, что бросила его раненным в Пыль-Тропе, и бровью бы не повела. Просто поняла с тех пор, что мир куда больше, чем Пыль-Тропа.

Мы снова замолчали. Я прихлёбывала обжигающий напиток, Тамид задумчиво смотрел в свой стакан. Затем вдруг поднял голову.

— Лейла сказала, что вы собираетесь похитить меня.

— Слишком сильно сказано, — хмыкнула я. Сама как-то обвинила Жиня, что он похитил меня из Пыль-Тропы, но мы тогда оба знали, что это неправда. Я всю жизнь мечтала оттуда выбраться… даже если придётся бросить Тамида. — Хотя близко к истине, более или менее.

— Зачем? Чтобы я больше не помогал султану? — Он отвёл взгляд. — А может, Лейла так настойчиво просила? Или потому что, как ты тогда выразилась, занимаешься спасением жизней?

Тон был презрительным, но давал шанс объясниться, которым я не могла не воспользоваться.

— Потому что бросать больше никого не хочу… — Слова упали с языка так легко, как способна лишь правда. Я глянула на бронзовый протез. — Ты и тогда не хотел бежать со мной… — Это было уже лишнее.

— И потому ты бросила меня умирать? — тут же нахмурился он, отодвигаясь. Тень примирения, забрезжившая было после пожара на балконе и совместной выпивки, снова рассеялась.

— Ты же знаешь, я не то хотела сказать… — Ругаться с ним не хотелось и больше ни с кем сегодня. Проводив одного друга на плаху, я отчаянно нуждалась в другом. — Просто… ты не убежал бы даже из самой последней дыры, и даже с лучшим другом. Вот и теперь мне трудно представить, что ты убежишь со своей принцессой… или всё-таки собираешься? Не будет соблазна сдать нас её отцу? — Я говорила с усмешкой, но если верность султану возобладает, Тамид может погубить множество людей. — Так что не осуждай меня за сомнения, из нас двоих только у одного есть привычка убегать с королевскими особами.

Быстрый взгляд, брошенный поверх стакана, выдал его внезапный интерес.

— Тот чужеземец, что угнал буракки, был принцем?

Я выругала себя за болтливость. С детства привыкла делиться всем с Тамидом, и вот результат.

— Его зовут Жинь… Да, он принц.

— Где он теперь?

С тех пор как Айет застукала нас с Сэмом под деревом, этот вопрос я старалась себе не задавать, но в тот момент, когда была уверена, что она расскажет мужу, невольно подумала, что никогда больше не увижу Жиня. Умру здесь, а он так и будет шататься неизвестно где… и неизвестно с кем. Будь он здесь, не дал бы меня в обиду. Оставил бы султану джинна, рискнул чем угодно, но меня спас!

— Кто его знает… — Поморщившись, я хлебнула из чашки.

Тамид шутливо отсалютовал стаканом.

— Выходит, не так уж приятно, когда тебя бросает любимый человек?

«Ты только думал, что любишь меня», — хотелось ответить, но я не смогла и на миг растерялась.

— Да уж, приятного мало. — Мы помолчали. — Так что у вас с Лейлой? Куда собираетесь, если мы вас вытащим?

Он пожал плечами.

— Может быть, домой… в Пыль-Тропу.

Я невольно фыркнула, и Тамид вновь обиженно вскинулся.

— Ну ты что? — поморщилась я. — Пусть уезжать, как тогда, тебе и не хотелось, но неужели после всего, что здесь повидал, ты вернёшься в нашу глушь? По оскорблениям соскучился? Лично я — нет.

— Я не такой, как ты, Амани. Всегда хотел вести простую жизнь, как святые отцы. Надеялся, что и ты в конце концов передумаешь… — Чёрные глаза Тамида на миг встретились с моими, и я с тяжёлым сердцем вспомнила, как он делал мне предложение. Ему до сих пор трудно понять, почему я отказалась. Я сделала бы что угодно, чтобы залечить ту душевную рану, но только не уступила бы из жалости ни к нему, ни к кому другому. Что касается Жиня, тот и не предлагал. — Вся эта кутерьма с джиннами и принцами не по мне, Амани. Я сделал свой выбор в жизни и не откажусь от него… как и ты.

От внезапной мысли я снова прыснула, едва не подавившись выпивкой. В его глазах снова мелькнула обида.

— Нет-нет, я не над тобой… — Я закашлялась, утирая слёзы. — Просто… представила лицо твоего отца, когда ты приведёшь в дом украденную принцессу.

— Помоги мне Всевышний! — Тамид в комическом ужасе возвёл глаза к небу.

Отец его был человеком суровым. Даже собирался утопить сына, когда тот появился на свет с врождённым вывихом. Ярый сторонник законной власти, он поминал султана при каждом удобном случае: «Что сказал бы наш султан о моём слабом и немощном сыне, Тамид?», «Что подумает наш султан о мираджийце, которого способна превзойти женщина?».

— Что подумает наш султан о том, кто украл у него дочь? — изобразила я, как могла, знакомый хриплый голос и расхохоталась. Голова уже чуть кружилась от выпивки.

Тамид в панике обхватил голову ладонями, но всё же улыбнулся.

— А как же ты? — Он взял стакан и повертел в руках. — Тебе нельзя бежать! Какое место назначили тебе друзья в своих грандиозных планах?

Я вмиг протрезвела. «Шазад всегда была готова отдать жизнь за наше дело, но согласится ли пожертвовать моей? Соглашусь ли я сама? Хотя Имин уже вызвалась помочь».

— Пока у султана власть надо мной, никуда я из дворца не денусь. — Я пожала плечами с деланой небрежностью, но Тамид знал меня слишком давно и чувствовал лучше других. Кроме Жиня и Шазад — те понимали, кто я и кем могу стать, а он часто видел то, что хотел видеть. Тем не менее мои предательские глаза изучил хорошо. — Если придётся, тоже умру за наше дело, Тамид. Хотя, конечно, очень не хочется, буду выкручиваться, как могу… — Я прислушалась к крикам толпы на площади. — И всё же оно бесконечно важнее одной моей или чьей-то жизни.