Однако в этом процессе, посредством которого формы сочетаются на более высоких уровнях, эмерджентный паттерн высшего порядка также приобретает свойства, характерные для его предшественников. Экономика каучукового бума была вложенной, подобно рекам, и хищнической, как звенья в цепи питания тропиков. Она сообщила нам кое-что об этих нечеловеческих формах и вместе с тем заключила их в эмерджентную и слишком человеческую форму (см. Главу 4). Позвольте объяснить. Нечеловеческие формы, которые я обсуждаю здесь, включающие те, например, которые характеризует многоуровневость и хищничество, являются иерархическими, не будучи моральными. Нет смысла преуменьшать важность иерархических форм в нечеловеческом мире. Это – не способ обосновать наше моральное мышление, поскольку эти формы никоим образом не являются моральными. Иерархия приобретает моральный аспект во всех слишком уж человеческих мирах только потому, что мораль является эмерджентным свойством символического семиозиса, свойственного людям (см. Главу 4). И хотя сами иерархические паттерны находятся вне морали и потому аморальны (иными словами, не являются моральными), они поглощаются системами со слишком человеческими эмерджентными свойствами. Например, в высшей степени эксплуататорская экономика, основанная на добыче каучука: ее моральная валентность не сводится к более базовым формальным объединениям иерархических паттернов, от которых она зависит.

ХОЗЯЕВА ЛЕСА

Однако вернемся к Авиле и моему сну. Почему именно царство духов-хозяев объединяет охоту в лесу с более масштабной политической экономикой и колониальной историей, в которые руна тоже погружены? Короче говоря, каково значение того, что духи – хозяева леса также являются «белыми»?

Белизна – только один элемент в серии частично перекрывающихся иерархических соответствий, которые отпечатались в сфере духов – хозяев леса. Например, каждая гора вблизи Авилы находится во владении и под контролем определенного духа-хозяина. Наиболее могущественный из них живет в подземном «Кито», расположенном внутри вулкана Сумако, высочайшей вершины региона. Этот вулкан также дал название административно-территориальной единице начала XVI века, провинции Сумако, в знак признания верховного вождя, которому подчинялись все региональные предводители до того, как эта территория попала под колониальное правление и стала называться испанским именем Авила[152]. Менее могущественные лесные хозяева живут в городах и деревнях, которые приравниваются к поселкам и небольшим городам и образуют окружные и провинциальные центры амазонских провинций Эквадора. Они соответствуют менее высоким горам региона. Отношения живущих там хозяев с хозяином из подземного Кито очень напоминают отношения между региональными предводителями в доколумбовую и раннюю колониальную эпоху с верховным вождем, связанным с вулканом Сумако.

Сопоставление доколумбовой и современной административных иерархий с топографией региона показывает их частичное совпадение с сетью поместий или асьенд, которые до недавнего времени преобладали в местной экономике, основанной на добыче природных ресурсов, и связали эту экономику с Кито. Царство духов-хозяев также является шумным производительным поместьем, напоминающим огромную асьенду вдоль реки Напо времен каучукового бума[153]. А хозяева посещают свои пастбища и поля и ездят туда-сюда, перевозя дичь в грузовиках и на самолетах. Иларио, который много лет назад взобрался на вершину вулкана Сумако с бригадой армейских инженеров, чтобы установить там ретранслятор, сообщил, что увиденные им водостоки, радиально исходящие с ее конусовидной вершины, являются дорогами хозяев. Подобному тому как дороги берут начало в Кито и оттуда протягиваются по Эквадору, все главные реки большей части региона Авила начинаются с этой горной вершины.

Я заявляю, что царство духов-хозяев накладывает на ландшафт этнические, доколумбовые, колониальные и постколониальные иерархии, поскольку все эти различные социально-политические устройства подчиняются похожим ограничениям относительно мобилизации определенных биотических ресурсов в пространстве. Другими словами, если экономика амазонских домохозяйств, более обширная национальная или даже глобальная, попытается завладеть частями живого богатства леса, будь то в виде дичи, каучука или других растительных продуктов, она сможет это сделать, только обратившись к соединению физического и биотического паттернов, в которые это богатство облечено[154]. Как я упоминал, охотники по большей части не охотятся на животных напрямую, а используют формы, привлекающие добычу. Подобным же образом владельцы поместий путем долгового батрачества, а в определенные периоды даже прямого рабства, собирали лесные продукты, эксплуатируя руна. Такой паттерн добычи образует групповое распространение. Подобно паттерну плодоносящих деревьев, которые привлекают животных, асьенды стали узлами сосредоточения лесных и соразмерных им городских ресурсов. Именно в асьенде скрывалось «величайшее изобилие “ножей, топоров и бисера”» (Simson, 1880: 392–93), и именно здесь накапливались лесные продукты от руна, на которые они обменивали это изобилие. Города, такие как Кито, также проявляют групповой паттерн накопления богатства, поскольку представляют источник коммерческих товаров и конечную точку для лесных продуктов.

У руна из низин были близкие, но непростые отношения с Кито и его богатством. Порой руна приходилось переносить белых в этот город на своей спине (Muratorio, 1987). В те дни, когда Авила была куда более изолирована от рынков, ее жители были вынуждены идти прямо в Кито, делая восьмидневный переход вместе с их лесными продуктами, в надежде обменять их на некоторые богатства, которые город скрывал.

В эмерджентной сфере духов – хозяев леса, относящейся к более высокому порядку, поместья и города находятся в равных условиях в силу своего сходства в отношениях к окружающим их паттернам распределения ресурсов, существующих вокруг них. В распространении формы в этих разных областях иерархия играет важнейшую роль. Царства духов объединяют различные перекрывающиеся формы на «более высоком» эмерджентном уровне так же, как каучуковая экономика находится на «более высоком» уровне, чем паттерны распространения каучуковых деревьев и рек, которые она объединяет. Усиление формы в человеческих сферах – это, безусловно, непредвиденный продукт слишком человеческих историй. Тем не менее сама иерархия также является своего рода формой, уникальные свойства которой превосходят непредвиденность обстоятельств земных тел и историй, даже если только в них она и конкретизируется[155].