Первые из крылатых воинов Отца Дружин появились над градом, когда мертвяки как раз дошагали до площади и навстречу им свистнули первые стрелы Фредегара и Робина.

Старый Хрофт размахнулся палицей и ближайшую троицу скелетов, гротескно-смешных, наполовину состоявших из поленьев и кухонной утвари; их смело сразу. За ними по обратившейся в развалины улице спешили новые, и за спиной Отца Дружин начинали кричать заметившие их люди.

Мелко играешь, Спаситель, подумал Старый Хрофт.

Над головой Владыки Асгарда прошелестели широкие крылья; сверху рухнула стремительная тень, подхватила сабельной длины когтями сразу полдюжины ходячих костяков, взмыла вверх, и там, на высоте, отпустила.

Асу Воронов и половинчикам волей-неволей пришлось рассыпаться. Купчина Олаф повертел свой тесак, сунул в ножны и подобрал увесистый дрын. Каждый взмах его дробил в пыль черепа, ломал мослы, крушил рёбра и берцовые кости; Фредегар и Робин сшибали стрелами мёртвые головы, однако долго так длиться не могло, колчаны у невысокликов были не бездонные.

В общем, помощь подоспела вовремя.

Умевшие летать Древние подхватывали неупокоенных, швыряли с высоты, рвали, дробили и плющили. Через развалины пробирались тяжело топающие бронированные исполины, готовые поддержать крылатых собратьев.

Старый Хрофт обернулся. Спаситель и лекарь Фиделис так и смотрели друг на друга, и Спаситель по-прежнему не мог совершить последнего шага.

– Э-гой! – молодецки крикнул Олаф, лихо крутя шест над головой. – Ничего! Продержимся! С таковой-то под…

Сверху, с груды брёвен, ещё совсем недавно бывшей нарядным и зажиточным домом, прямо на них бросилась стремительная тень, за ней – ещё и ещё.

Отец Дружин развернулся; этих тварей он знал. Не то, чтобы хорошо – некромантия никогда не была его уделом – но знал.

Костяные Гончие.

Купец, однако, не дрогнул и не растерялся.

Первую он поймал острым концом кола, с треском ломая высохшие кости, но три другие его повалили, с жутким мокрым хрустом заработали длинные челюсти.

Купец Олаф не кричал, не катался в агонии – он, похоже, умер мгновенно, и три отвратительные бестии рвали сейчас безжизненное тело; а на той же груде развалин появилась ещё одна гончая.

И в челюстях она держала отчаянно пищащий свёрток.

Отца Дружин словно обожгло молнией.

Всё было обманом, всё – кроме этой четвёрки Костяных Гончих (одна так и осталась корчиться, насаженная погибшим Олафом на крепкий кол). Кроме четвёрки мерзких чудовищ, обычно вызревавших в глубине разупокоенных погостов, как в коконах, – всё было обманом.

Старый Хрофт ринулся наперерез Гончим, размахнулся палицей; с небес на их четвёрку уже падали двое крылатых Древних; две Гончие, развернувшись, бросились на них, вцепляясь когтями и клыками, пытаясь дотянуться до брюха и горла, но напрасно – могучие лапы летучих созданий разорвали тварей напополам.

Ещё одну они растянули в стороны, чуть ли не забавляясь.

Однако последняя, пятая Гончая, державшая в зубах младенца, добралась-таки до Спасителя.

Фиделис не шелохнулся, не встал у неё на пути, и Древние разорвали тварь точно так же, как и её товарок, но было уже поздно.

Пищащий свёрток оказался у Спасителя – плавал на бестелесных руках; видны были лишь складки одеяния, но ни кистей, ни пальцев, один только мрак.

А потом неоформившееся тёмное поглотило свёрток, и детский писк оборвался.

Небеса над Хедебю раскрывались, вниз устремлялся поток сверкающих белоснежными крыльями фигур.

Ангелы с длинными мечами.

Спаситель ступил на землю, широко развёл руки, словно пытаясь обнять сразу всех и всё; Он обретал плоть, тьма рассасывалась, уходила, вместо неё появлялись черты скорбного лица, сухие пальцы, печальный взгляд.

Замершая было толпа выдохнула разом:

– Спаси! Спаси! Спаси!

Ангелы мчались вниз, а Спаситель стоял лицом к лицу с лекарем Фиделисом, и ни один из них не двигался.

Свистнула меткая стрела кого-то из половинчиков, вонзилась точно в висок Спасителя, брызнула кровь, голова его мотнулась; но миг спустя Он уже стоял, как ни в чём не бывало, целый и невредимый, а вот у него ног застыл убитый наповал мужчина в бедной и драной одежде, с засевшей в голове стрелой.

– Не думай, что ты победил, – услыхал Старый Хрофт слова Фиделиса.

Лекарь повернулся спиной к Спасителю и теперь шёл навстречу Отцу Дружин; людское море, казалось, совершенно обезумевшее, расступалось перед ним и вновь смыкалось за спиной.

Спаситель глядел ему в затылок со всегдашней своей печалью; крылатые соратники Владыки Асгарда кружили над площадью, а с самых верхов, разорвав небо, спускался целый сонм ангелов.

Над руинами вновь возникли морды Костяных Гончих, целая дюжина их ринулась прямо к Фиделису; следом из развалин поднимались уродливые головы Костяных Драконов – Спаситель поистине властвовал и над жизнью, и над смертью.

Всё это воинство ринулось на одну-единственную цель – лекаря Фиделиса; однако тут их уже было чем встретить.

– Не связываемся! Прорываемся! Уходим!

Старый Хрофт увидел, как из уголков глаз врачевателя покатились кровавые слёзы.

– Куда уходим? – гаркнул Отец Дружин, указывая на приближающийся сонм ангелов. – От этих не уйдёшь!

Фиделис лишь покачал головой. Заметил распростёртого купчину Олафа, дёрнул головой, опрометью бросился к неподвижному телу, склонился над ним – и Владыке Асгарда почудилось, что земля поплыла у него под ногами.

– Охо-хо… – раздался стон. – Эк же меня… всё платье на выброс…

Подбежали запыхавшиеся невысоклики. Спаситель спокойно стоял, скрестив руки на груди, посреди павшей на колено толпы и смотрел им вслед, смотрел печально и словно бы даже с сочувствием.

Олаф приподнялся, изумлённо глядя на собственную грудь и руки, залитые кровью. Его собственной.

– Уходим, – мрачно проговорил Фиделис. – Уйдём, я всё объясню…

Старый Хрофт понимал, что сейчас лучше не спорить; и потому он, как мог споро, стал отзывать своих Древних.

Он чувствовал, что эта схватка точно не станет последней.

Интерлюдия 3

Ан-Авагар мог быть доволен – лечение давало плоды. Терпеливо, медленно и очень аккуратно он по капле вливал в жилы чародейке Кларе Хюммель собственноручно сваренные эликсиры, и они действовали.

Волшебница приходила в себя, всё увереннее билось сердце, и кровь её становилась больше похожа на кровь.

Если всё будет хорошо, они уберутся из этого мирка, навсегда забудут о нём, и Клара никогда не спросит, из чего же состояли снадобья, что спасли её.

А пока что она заговорила.