Из чувства деликатности заходя по утрам к Марии Александровне, император вяло отвечал на ее вопросы. Ему давно осточертела эта история с Николой, но науськивание жены все-таки делало свое дело. Император старался быть в курсе событий. И, получив донесение, что Демидова скрылась из Крыма, а куда – неизвестно, он написал на телеграмме изящным, бисерным почерком: «Очень может быть, в местопребывание Николая Константиновича».

Ах, как сильна женская неприязнь! Императрица сумела заразить всех родственников не утихающей враждебностью к даме, которая преследовала их «безумного, несчастного Николя». И это принесло свои плоды: когда дочери Демидовой выросли, ни одна из них так и не была приближена ко двору и не пожалована во фрейлины...

* * *

Дом, где содержался Никола в Тиврове, был обнесен забором, однако полицейские чины посчитали, что он ненадежен и по периметру всей усадьбы выставили охрану, которая дежурила днем и ночью. Это однообразное занятие делало стражей безучастными ко всему, что происходило за пределами дома. А зря. Они не заметили, как возле здания, находившегося как раз напротив охраняемого объекта, остановилась коляска и из нее вышла дама, за которой несли нетяжелую поклажу.

А спустя некоторое время генералу Витковскому, ответственному за сиятельного узника, стали поступать докладные, заставившие его насторожиться. В рапортах отмечали, что его высочество, который раньше пользовался всеми помещениями своей квартиры, почти что не выходит из спальни. Это отнесли к дождливой погоде. Но все ж внутреннему наблюдению было приказано проявить особую расторопность и под каким-либо предлогом проникнуть в спальню и посмотреть, что же там происходит...

Человеком, предложившим руку и сердце женщине, которая недавно родила двух внебрачных детей, был представитель одной из прославленных фамилий граф Павел Феликсович Сумароков-Эльстон.

Камердинеру князя, неразлучному с ним Василию Лутину, предложили внушительную сумму. Однако он не только отказался хотя бы отворить дверь в интересовавшую агентов комнату, но даже сообщить хоть какую-нибудь информацию. А вопросы появлялись один за другим. Почему его высочество, заядлый полуночник, ложится теперь в одиннадцать часов и поднимается непривычно поздно? Что заставляет его по нескольку раз в день под предлогом головной боли удаляться в спальню? И не странно ли то, что его высочество, обычно бродивший до полудня в халате, теперь выходит к завтраку одетым и выбритым? Было замечено, что великий князь берет с полок библиотеки романы Дюма, хотя ранее никогда ими не интересовался. В довершение всего во время уборки посуды обнаруживался лишний прибор. Все говорило о том, что узник кого-то скрывает.

Разумеется, так не могло продолжаться вечно. И в конце концов охрана обнаружила, что «возле спальни в гардеробной помещается Демидова, секретно пробравшаяся из Одессы». «Мы, – писал начальник охраны, – не ожидали подобного безрассудства и беспредельно дерзкого поступка Демидовой, нарушившей не только все правила приличия и общественного порядка, но и закона...» В Тиврове и Петербурге разразился очередной скандал, но уже и по поводу «отягчающих обстоятельств» – рождения ребенка.

Каким образом в тщательно охраняемое помещение могла проникнуть «известная особа» и свыше десяти дней жить там вне досягаемости целого отряда жандармов и агентов? В тщетных попытках оправдаться перед Петербургом старый больной начальник охраны генерал Витковский наделял какими-то сверхъестественными силами госпожу Демидову, «которая своими интригами, как приведение, ни ночью, ни днем не давала покоя ни нам, окружающим, ни его высочеству... Какие способы мы могли иметь для предупреждения всех выдумок, всех замыслов и затей этой своевольной и причудливой женщины?» Вконец замороченный служака обратился с просьбой об отставке со своего поста и предоставлении ему долговременного отпуска «для поправки здоровья».

Петербургское начальство согласилось на его просьбу, обязав сначала срочно, немедленно, в экстренном порядке увезти узника из Тиврова. На этот раз путь Николы лежал в по-настоящему ссыльный край – Оренбург...

В результате поездки в Тиврово у Александры Демидовой родилась дочь Ольга. Она штурмовала Зимний дворец просьбами помочь ей деньгами – очевидно, скандальные вояжи вслед за его высочеством лишили ее демидовских материальных благ.

Добросердечный император, хоть и боялся раздражения окружающих, все-таки распорядился выдавать ей на детей из капиталов своего племянника. По существу, это являлось признанием за Николаем и Ольгой их особого происхождения. Но, увы, на все просьбы Демидовой дать им «дворянское достоинство и какой-либо фамилии» высочайшего соизволения не последовало.

Как, чем, где жила Александра с тремя детьми от первого брака и двумя незаконнорожденными, мы не знаем. Возможно, она дала себе передышку, чтобы в недалеком будущем отправиться в Оренбург. Но какая-то спасительная сила увлекла Александру с опасной тропы, сведя ее с графом Павлом Феликсовичем Сумароковым-Эльстоном. Читателям, конечно, хорошо знакома эта фамилия. Родным братом Павла был Феликс Сумароков-Эльстон-Юсупов – глава знаменитого семейства, женатого на красавице и богачке Зинаиде Николаевне и впоследствии имевшего сына-тезку, будущего убийцу Распутина.

Возможно, Павел Сумароков-Эльстон и Александра познакомились еще в Крыму, где у них были имения. Ясно одно: ни пятеро детей, ни на редкость скандальная репутация Демидовой не помешали графу предложить ей руку и сердце.

Один из современников Николая Константиновича говорил о великом князе, что «личные качества привлекают к нему женщин неотразимо». Но и женщины эти, каждая по-своему, обладали яркой индивидуальностью. Автор книги о Романовых Стаффан Скотт, называвший нашего героя не иначе как «паршивой овцой», об Александре Демидовой, однако, писал с восхищением. В те времена женщины были настоящими женщинами, перед которыми не могли устоять ни графы, ни великие князья! Осталась фотография, запечатлевшая неистовую Александру уже графиней. Павел Феликсович, отвернувшись от фотографа, зачарованно смотрит на супругу, а она смело, с вызовом глядит в глазок камеры, словно желая сказать: «Никогда не следует думать, будто ваша жизнь уже позади!»

В лице графа Павла Сумарокова Александра, помимо всего прочего, нашла исключительно преданного друга. В этом сомнений нет, судя по тому, как он жил после ее смерти. Надо сказать, что, хотя в письме императору Демидова несколько преувеличила свою болезнь, умерла она все-таки достаточно молодой – ей не исполнилось и сорока. За свое недолгое супружество она успела родить графу еще пятерых детей.

Дети же великого князя – Николай и Ольга – были нелегким наследством. Тем не менее граф Павел воспитал их вместе с родными детьми и сделал для них очень многое. В память безмерно любимой жены он добился пожалования ее детям от Николы дворянского достоинства и фамилии Волынских. Николай и Ольга имели отчество своего опекуна – Павловичи.