— Чур, я сегодня фея-крестная! — вскакивает с места сестра и уносится в направлении скрывшейся Шипучки.

Боже, это не девчонка, это сплошная беда. Оказаться топлес в разгар ужина… очень в ее духе. С трудом давлю свою улыбку, хотя все вокруг себя не сдерживают.

— Очаровательная девочка, — немного успокоившись, заводит речь мама.

— Да, бодрые прелести! — доносится тихое.

— Бабушка! — в один голос удивляемся мы.

— Что бабушка, что бабушка? — скрипит она ворчливо. — Я уже и забыла, что грудь не должна быть у пупка!

— Мама! — притворно ужасается отец. — Что ты несёшь!

— Я старая, мне можно болтать, что угодно! А девчонка — изумительная. Держись за нее, Владик, дети будут красивые и, дай бог, умные в тебя, — она тычет в меня вилкой с наколотым на нее огурцом.

Если бы не холодный пот, пробивший меня после ее слов, я бы, наверное, рассмеялся. Бабушка всегда была той, кто зрит в корень и той, кто за словом в карман не полезет. А сейчас и вовсе читает меня, как открытую книгу, неужели у меня на лбу горит бегущая строка: хочу от нее детей?

Родные никогда не задавали мне вопросов, почему мы с Оксаной до сих пор не решились на потомство. А я не из тех, кто открывает душу родителям. Но бабушка… она чертова Ванга с языком без костей.

Потому что это моя самая заветная мечта.

Словно в ответ на мой немой посыл во вселенную, слышится хлопок двери и громкий топот маленьких ножек. А вот и банда проснулась.

В столовую влетают два заспанных урагана: трехлетний Гера и годовалый Федя. Они осматривают глазами-сканерами помещение на предмет мамы, не находят ее и несутся к отцу. Затем скачут на колени к деду и бабушке, перелезают на тетю, а потом добираются и до меня. Федю я видел последний раз в возрасте трех месяцев, когда он и с боку на бок вертелся с трудом, а теперь вот — непоседливый волчок. Гера уже более сознательный и даже помнит меня. Залезает мне на спину, тянет за уши и кричит: дядя-великан! Эту игру мы придумали с ним в прошлую нашу встречу, уши после горели огнем, но теплое чувство внутри грело ещё несколько дней после.

Хочу себе такое же чудо. Два. Нет, три, и пусть будут близнецы, чтобы путались все вокруг, и одежда одинаковая, и на экзамене… Не хотел фантазировать на этот счёт, но как теперь выгнать такие счастливые картинки из головы?

Гера скатывается с моей спины и ныряет под стол. Младший брат подпрыгивает у меня на коленях, намекая, что тоже хочет, я помогаю Феде спуститься, и тот сразу же уносится вслед за братом. Кто-то из них врезается в ножку стола, и разносится громкий плач. Второй смеётся. Посуда на столе гремит. Дурдом.

Боже, как Соня с ними справляется?

Боже, какая Соня счастливая.

— Владик, поможешь? — мама встаёт из-за стола и собирает тарелки.

Дети пристроены на руки прабабушке и деду. Мы собираем лишнюю посуду со стола и несём на кухню. Я не дурак и прекрасно знаю, что это сигнал к разговору. Давненько мы так не общались.

— У меня тут пирог с инжиром, Майя такое ест? — начинает издалека, мечется по кухне, расставляя тарелки.

— Мам, давай сразу по сути. Что ты хочешь узнать?

Я облокачиваюсь на старый холодильник и с улыбкой смотрю на эту актрису. Так и слышу, как из ее рта вылетает: не понимаю, о чем это ты! И эти наивно раскрытые глаза — как дополнение к образу. Но что-то меняется, налет простодушия спадает, и мама предстает передо мной в редком для нее образе: обеспокоенного родителя.

Она глубоко вздыхает, откладывает нож, которым хотела нарезать пирог, и заглядывает мне в глаза.

— Майя очень милая девочка…

— Я абсолютно с тобой согласен, — улыбаюсь в ответ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Но как же Оксана?

— В пятницу финальное слушание.

— Значит, развод? — она заламывает руки, явно нервничая.

— Чему ты удивляешься, мам? Все было известно еще полгода назад.

— Она звонила сегодня поздравить.

— Очень мило с ее стороны, вы никогда не были особо близки.

— Мы очень тепло пообщались, и у меня создалось впечатление…

— Мам. Все кончено. Не понимаю, что там можно было понять не так. То, что она игнорирует слушания больше не отодвинет неизбежное.

— Хорошо, — пожимает она плечами. — Значит, Майя, да? Интересный выбор, — мама улыбается хитрой улыбкой.

— Уверен, именно о такой невестке ты всегда и мечтала.

— Я всегда мечтала, чтобы мой сын был счастлив. А невестки — дело такое… наживное! Так все серьезно?

Она заглядывает мне в глаза, словно считывает там ответ.

— Думаю да. Посмотрим.

— Ой, дорогой, да что тут смотреть. Все было с первого взгляда понятно. И не только тебе.

— И что это значит?

— Это значит, пора уже отключить голову и хоть раз подумать сердцем, Владик. Время так быстротечно, нужно успеть пожить в удовольствие.

Она эмоционально всплескивает руками и кружится по кухне. Я снова смеюсь. Все так просто, оказывается. Нужно просто жить в своё удовольствие! И почему все это столько лет казалось неправильным?

И где там мое удовольствие пропало?

Мама напевает себе под нос какую-то веселую песенку, нарезая пирог, и улыбается. У нее явно отлегло после нашего разговора. Вокруг летает атмосфера лёгкости и веселья, и это заражает.

Но все меняется, стоит прозвучать роковому звонку в дверь.

— Ой, — с громким звоном нож падает на пол.

Влад

— Мы кого-то ждём?

Поднимаю нож с пола и прислушиваюсь к шагам в прихожей. Звонок в дверь повторяется. Кто-нибудь откроет?

— Ах, — картинно восклицает мама. — Кажется, я заболела!

Она закидывает голову назад и прикладывает ко лбу запястье.

— Может у меня начинается корь, или свинка, или воспаление лёгких, или вирусный групп![1] Сиди здесь, возможно ты уже заражен!