* * *

Если не считать двух впередсмотрящих на крыльях, капитан Курт Кохлер один стоял на конической башне U-32 и дрожал на холодном морском ветру, несмотря на толстый белый свитер, надетый под бушлат.

— Запустить дизель, подготовиться к погружению! — Он нагнулся над переговорной трубой, и лейтенант как эхо тут же подтвердил его команду.

— Есть запустить дизель, подготовиться к погружению!

Палуба под ногами Кохлера задрожала, у него над головой вырвался дизельный выхлоп. Почуяв масляную вонь сгоревшей солярки, Курт раздул ноздри.

— Корабль к погружению готов! — подтвердил голос лейтенанта, и командир почувствовал, что с плеч свалилась тяжелейшая ноша. Как он волновался все эти часы беспомощности и уязвимости — часы заправки и погрузки боеприпасов! Однако все позади — корабль под ногами опять ожил, полностью в его распоряжении. Чувство облегчения приободрило его, несмотря на усталость.

— Скорость семь узлов. Новый курс двести семьдесят градусов. — Пока приказ повторяли, он сдвинул фуражку с козырьком, украшенным золотым шнуром, на затылок и в бинокль взглянул на сушу.

Тяжелые деревянные лихтеры уже перетащили волоком и спрятали среди дюн; на песке остались только следы их килей. На берегу не было никого, кроме одинокой фигуры всадника.

Кохлер смотрел на него. Лотар Деларей сорвал широкополую шляпу со своих медных кудрей, и страусовые перья заколыхались, когда он помахал ею. Капитан поднял в приветствии правую руку, и всадник, все еще размахивая шляпой, умчался, галопом влетел в сплошные заросли тростника, закрывавшего долину меж двух высоких дюн. Туча пестрых водоплавающих птиц, которых он вспугнул, поднялась с поверхности лагуны и закружила над грозными дюнами, а лошадь и наездник исчезли.

Командир повернулся спиной к суше. Длинный заостренный нос подводной лодки врезался в неподвижную завесу серебряного тумана. Корпусу была придана форма палаша длиною сто семьдесят футов. Наносить удары по врагу помогал огромный 600-сильный дизельный двигатель, и Кохлер не пытался подавить чувство гордости, которое всегда испытывал в начале плавания и от которого захватывало дух.

Он не воображал, будто исход мирового конфликта зависит от него и его товарищей-офицеров подводного флота. Но в их силах было разрушить страшную патовую ситуацию в траншеях на суше, где сошлись лицом к лицу две громадные армии, словно измученные боксеры-тяжеловесы, — ни одна не обладала достаточной силой для решающего удара, и обе медленно гнили в жидкой грязи, предпринимая чудовищные усилия, чтобы победить.

Именно стройные, скрытные, смертоносные подводные корабли еще могли бы отчаянно и безрассудно вырвать победу, прежде чем дойдет до перелома в ходе войны. Если бы только кайзер с самого начала решился использовать субмарины во всей полноте их возможностей, размышлял Курт Кохлер, насколько иначе все бы могло сложиться!

В сентябре 1914 года, в первый год войны, одна-единственная лодка U-9 потопила один за другим три британских крейсера, но даже после такой убедительной демонстрации германское верховное командование колебалось, не решаясь использовать данное ему в руки оружие, страшась гнева и осуждения мировой общественности, опасаясь пересудов о «грязных подводных убийцах».

Бесспорно, после гибели американцев на потопленных кораблях «Лузитания» и «Арабик» американские угрозы также послужили отсрочке применения подводного оружия. Кайзер не спешил разбудить спящего американского великана из-за боязни того, что вся его мощь обратится против Германской империи.

Теперь же, когда время уже было почти упущено, германское верховное командование наконец позволило подводным лодкам поднять якоря, и результаты ошеломили, превзошли все ожидания.

За последние три месяца 1916 года торпеды потопили союзные суда общим водоизмещением более трехсот тысяч тонн. И это только начало; невероятно, но за первые десять дней апреля 1917 года было уничтожено судов общим водоизмещением двести пятьдесят тысяч тонн, а всего за месяц — восемьсот семьдесят пять тысяч тонн. Союзники дрогнули от такого страшного удара.

Теперь же, когда два миллиона свежих, рвущихся в бой молодых американцев были готовы пересечь Атлантический океан и принять участие в боевых действиях, обязанностью каждого офицера и матроса германского подводного флота становилось принести любую жертву, какая бы ни потребовалась. И если богам войны было угодно поместить на сходящийся курс с его потрепанным маленьким судном такой известный британский тяжелый линейный крейсер, как «Несгибаемый», Курт Кохлер с радостью отдаст собственную жизнь и жизни своего экипажа за возможность разрядить торпедные аппараты в этот корабль.

— Скорость двенадцать узлов, — сказал Курт в переговорную трубу. Это предельная скорость подводной лодки U-32 в надводном положении, необходимо добраться до места боевого дежурства как можно быстрее. Хотя расчеты указывали, что «Несгибаемый» должен пройти на расстоянии сто десять — сто сорок морских миль от берега, командир не слишком надеялся на возможность удачного перехвата даже в том случае, если они достигнут района боевого дежурства прежде, чем пройдет крейсер.

С мостика U-32, где располагались впередсмотрящие, видно всего на семь миль, дальность эффективного пуска торпед составляет две тысячи пятьсот ярдов, а намеченная жертва способна поддерживать постоянную скорость двадцать два узла и более. Кохлеру придется маневрировать своим кораблем в пределах двух тысяч пятисот ярдов от идущего полным ходом крейсера, однако шанс хоть бы обнаружить его — один на много тысяч. Даже если бы это и удалось, то, вероятно, лишь затем, чтобы увидеть, как характерная, треногой, мачта корабля проплывет мимо, а его корпус даже не покажется над ограниченным горизонтом подлодки.

Командир отогнал дурные предчувствия.

— Лейтенант Хорстхаузен, на мостик.

Когда старший помощник явился, капитан приказал как можно скорее достичь района боевого дежурства, держа корабль готовым к погружению и немедленному вступлению в бой.

— Вызовете меня в восемнадцать тридцать, если не будет никаких перемен.

Усталость Курта усугубляла тупая головная боль из-за выхлопа двигателя. Прежде чем спуститься вниз, капитан в последний раз оглядел горизонт. Поднимающийся ветер унес туман, море потемнело, волнение усиливалось. U-32 погрузила нос в очередную волну, и ее палубу окатило белой водой. Ледяная пена брызнула Курту в лицо.

— Барометр быстро падает, — негромко сказал Хорстхаузен. — Думаю, нас будет сильно сносить с борта.

— Оставаться на курсе, поддерживать скорость.

Курт не обратил внимания на мнение помощника: он вообще не хотел слышать ни о чем, что могло бы усложнить охоту. Спустившись по трапу, он взял со стола с картами бортжурнал.

Своим аккуратным четким почерком сделал запись: «Курс 270 градусов. Скорость 12 узлов. Ветер северо-западный, 5 узлов, и усиливается».

Поставив полную подпись, он прижал пальцы к вискам, чтобы утишить боль.