— Неужели вам эта работа совсем не нравится? — Абель имел представление о различиях в когнитивных аппаратах людей и надеялся, что задал правильный вопрос.

— О, об этой работе существует самое превратное представление на свете! — воскликнул Скрудж и даже раздраженно отмахнулся. — Мы ведь, как вам, должно быть, известно, предпочитаем принимать студентов, способных платить за обучение, то есть с деньгами. Или с высокопоставленным заступником-покровителем. Но бывает, что кто-то ухитряется попросту выплакать себе место. Нам, конечно, всегда нужны такие профессиональные «плакальщики», способные пустить слезу по первому требованию. Но подобные «плакальщики» всегда почему-то считают себя самыми чувствительными и самыми талантливыми среди студентов, хотя обычно они самые настоящие тупицы. — И Скрудж с утомленным видом прислонился головой к стене, глядя в потолок.

— Скажите, я правильно понял… — начал было Абель и умолк, подыскивая нужные слова. — Я так понял, что вас расстроила статья этого обозревателя…

— Эй! — Скрудж вдруг вскочил и погрозил Абелю пальцем. — Даже не начинайте! Можете мне поверить, мистер Модные штаны. Я уже давно приближаюсь к концу своей веревки и отлично его вижу. — Он выудил из кармана рубашки сигарету, но курить не стал, просто постучал ею себе по ляжке. — Я ведь с самого начала вам сказал, что мне хочется просто поговорить. Вот этим мы с вами и занимались. Просто разговаривали. Так ведь? Я хотел просто поговорить. И мы с вами просто разговаривали.

— Ну да, — кивнул Абель.

— Вот и ладно, — Скрудж тяжко вздохнул, снова медленно сполз на пол и уселся, опираясь спиной о стену. — Итак, на чем мы остановились? Кажется, на том, что вы готовились благодаря браку с вашей нынешней женой проложить себе путь наверх?

— Ради бога! — Абель заставил себя сесть прямее. — Давайте не будем обсуждать мою жену. — Это он сказал почти шепотом. Мысли его беспорядочно метались, не находя покоя. Усталость плотным покрывалом окутывала с головы до ног.

— О’кей. Ее мы обсуждать не будем. — Скрудж немного помолчал, потом вдруг заявил: — Но я всегда был так одинок.

Абель посмотрел на него. Теперь Скрудж, сидя на полу, смотрел на него снизу вверх; на голове у него в тех местах, где был приклеен парик, виднелись серые потеки.

— Я вас понимаю, — сказал Абель.

— Вы меня понимаете? — удивился Скрудж.

Абель чуть не улыбнулся, хотя и сам не знал, почему ему захотелось улыбнуться. А потом вдруг ни с того ни с сего — и это было ужасно! — едва не заплакал и лишь с трудом сумел сдержаться, хотя голос его все же дрогнул, когда он, запинаясь, пробормотал:

— Да, ведь и я… тоже очень одинок. — Скрудж только кивнул в ответ, и Абелю показалось, что он видит в его глазах простое ясное понимание и сочувствие, а потому он прибавил: — Знаете, я бы, наверное, тоже мог бы стать у вас «профессиональным плакальщиком».

— Нет, — отрезал Скрудж, — вы для этого недостаточно тупы. Но вы честный человек. О, хвала моим богам! Мне так хотелось поговорить с настоящим человеком, и вот вы здесь, и вы настоящий человек, и вы даже не представляете себе, как это на самом деле трудно — отыскать настоящего человека.

Некоторое время оба молчали, словно переваривая сказанное. Затем Скрудж спросил:

— А вы любили свою мать? — Его голос — в восприятии Абеля — снова звучал почти по-детски.

— Любил, — услышал Абель свой собственный голос. — Очень любил.

— Вы без отца росли?

Странно, но эта фраза напомнила Абелю о тех насмешках и издевательствах, которые ему приходилось терпеть на школьном дворе, однако сейчас в словах Скруджа никакой насмешки не было. И все же он почувствовал, что краснеет. Да, без отца, объяснил Абель, потому что отец умер, когда они были совсем еще маленькими. Потом, правда — но как-то уж очень ненадолго, может, всего на несколько дней? — у них в семье появился мужчина, но Абель помнил об этом в основном из-за того, что после ухода этого мужчины Дотти купили «настоящее магазинное» платье, а Абелю — новые брюки. Он, правда, очень быстро из них вырос, но все равно потом еще почти целый год в них ходил. Зато именно эти ставшие чересчур короткими брюки позволили ему получить работу билетера — но лишь после того, как двоюродная сестра его матери, мать Люси Бартон, которая была портнихой, ухитрилась как-то его брюки удлинить, когда он приехал к ним на каникулы.

— О, я вижу, это слишком болезненный для вас вопрос, — сказал Скрудж. — Я порой и впрямь проявляю чудовищную бестактность. С другой стороны, мне в высшей степени насрать на чужое мнение, я вообще людей обычно сторонюсь, дабы не страдала моя собственная чрезмерная чувствительность. Хотя сам я чувствительных людей не люблю — особенно тех, кто проявляет чувствительность только по отношению к себе.

— Вы меня извините, но, видите ли… — пробормотал Абель, моргая, потому что перед ними вдруг повисла странная пелена, — …я не очень хорошо себя чувствую. У меня, знаете ли, в прошлом году инфаркт был…

Скрудж тут же снова вскочил.

— Так что же вы мне сразу-то не сказали? — вскричал он. — Господи! Сейчас я вам помогу или кого-нибудь позову на помощь.

— Не стоит, не беспокойтесь, — сказал Абель. — Скажите лучше, вы сумеете достать оттуда пони моей внучки?

Скрудж так внимательно на него посмотрел, что Абель невольно отвел глаза. Вот уже много лет на него никто не смотрел так внимательно — и так интимно.

— Не стоит беспокоиться? — Теперь в голосе Скруджа звучала почти нежность. — Кто же вы такой?

— Просто человек, который хорошо одевается, — отвечал Абель, во второй раз испытывая странное желание улыбнуться. — Человек, который не жульничает и вовремя выплачивает налоги. — И снова странное желание улыбнуться сменилось не менее странным желанием заплакать.

— Да, одеваетесь вы действительно хорошо! — Скрудж отпер дверь и вышел в коридор, так что Абель его теперь не видел, зато отлично слышал, как он оттуда кричит. — Я всегда могу с первого взгляда отличить костюм, сшитый на заказ! Ну, сейчас я попробую достать вашу лошадку, так что вы пока не выходите! Стойте, где и стоите, и не двигайтесь!

Костюмы Абелю шил один лондонский портной по имени Кит, и дважды в год Абель отправлялся на встречу с ним в гостиницу «Дрейк», в номер с роскошным видом на озеро. В этом жарко натопленном номере под шипение перегревшихся радиаторов Кит снимал с Абеля мерки, ловко манипулируя матерчатым сантиметром, а затем такими же ловкими, легкими, уверенными движениями набрасывал ему на плечи, на грудь и на всю длину рук куски муслина, делая на них мелом какие-то пометки. В соседней комнате лежали рулоны тканей, и почти всегда в итоге Абель останавливался на том, что предлагал ему Кит. Лишь раз или два ему захотелось выбрать ткань более приглушенного тона и с более узкими полосками. «Мне совсем не хочется быть похожим на гангстера», — пошутил он, и Кит воскликнул: «О, разумеется!»