Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А на сцене Скрудж сперва долго вглядывался в грязное ночное окно, затем долго лежал на кровати, слушая перезвон колоколов, затем все-таки встал, возбужденно приговаривая: «Не может быть! Не может быть!», и вот тут-то Абель и вспомнил, что несколько дней назад за завтраком жена сунула ему под нос газету и даже потыкала пальцем в одну из колонок. Впрочем, актер Линк Маккензи, тот самый, что сейчас изображал Скруджа, возможно, и был горячо любим жителями города, а также студентами, которые занимались у него по программе MFA[15] в «Литтлтон-колледж», однако у критиков он был далеко не в фаворе. Например, автор опубликованной в той газете статьи писал, что мистеру Линку Маккензи повезло в том смысле, что он оказался единственным человеком в театре, которому не пришлось смотреть на сцену и «наслаждаться» собственной игрой.
И Илейн, и Абелю эта статья тогда показалась беспричинно злобной. А потом Абель и вовсе о ней позабыл. Но сейчас ему вдруг припомнились ядовитые слова автора, потому что сегодняшний Скрудж и впрямь выглядел каким-то на редкость нелепым, да и весь спектакль, пожалуй, тоже. Абеля не покидало ощущение, словно артисты не играют, а просто громко повторяют по памяти слова роли, как у доски на уроке. Это вызывало у него неприятные опасения, что после подобного спектакля он каждый раз будет думать, будто все его знакомые или те, с кем ему приходится встречаться, тоже всего лишь декламируют наизусть слова выбранной для них роли. Но ведь театр, подумал он, ни в коем случае, разумеется, не должен оказывать на человека подобное воздействие, и снова посмотрел на свою любимицу Софию. Малышка тут же одарила его мимолетной ответной улыбкой, довольно, впрочем, сдержанной, как и подобает вежливой юной леди, и Абель ласково пожал ее теплую коленку, а София, опять мгновенно превратившись в маленькую девочку, благодарно ему кивнула и одной рукой стиснула руку деда, а второй еще крепче прижала к себе пластмассового пони.
На сцене Святочный Дух Прошлых Лет сказал Скруджу: «Какой-то бедный мальчик, позабытый всеми, остался там один-одинешенек», и Скрудж заплакал. Но плач был явно притворный, и Абелю очень хотелось, чтобы этот плач поскорее прекратился. Он даже глаза закрыл. Ручонка Софии незаметно выскользнула из его руки, и вскоре он, уютно сложив руки на груди, начал засыпать. Абель понимал, что засыпает, что мысли путаются у него в голове, но, пожалуй, испытывал даже благодарность за эту возможность чуточку отдохнуть, позволив приятной усталости одеялом навалиться ему на плечи. И тут он вдруг вспомнил — и это воспоминание подобно яркому желтому свету вспыхнуло под его сомкнутыми веками, — как в прошлом году встретился с Люси Бартон, приехавшей в Чикаго на презентацию своей книги. Люси Бартон — дочь двоюродной сестры его матери — была из очень бедной семьи. И вот эта бедная девочка вдруг возникла перед ним в облике немолодой знаменитой писательницы, когда он, войдя в книжный магазин, был вынужден встать в очередь, чтобы подписать у нее свой экземпляр книги. Но стоило ему протянуть Люси книгу, как она радостно воскликнула: «Абель!», вскочила и бросилась к нему, и на глазах у нее были слезы — все это сейчас вдруг снова ему вспомнилось, и он, уже проваливаясь в сон, вдруг испытал такой же, как тогда, прилив счастья. Затем ему приснилось, что он тщетно пытается отыскать свою мать и все ездит вверх-вниз на каком-то странном лифте, который не желает останавливаться, на какую кнопку ни нажимай; потом он вдруг оказался в темном узком коридоре и все продолжал искать мать, шел то в одну сторону, то в другую и постоянно чувствовал во тьме ее присутствие… а потом понял, что она совсем исчезла, и даже во сне вновь ощутил ту старую неутолимую тоску по ней, то страстное желание вновь ее увидеть. Его охватило странное, близкое к панике, но все же не совсем паническое чувство… и тут Абеля разбудили громкие испуганные возгласы, раздававшиеся в зале со всех сторон.
Свет в зале не горел. И сцена тоже была объята тьмой. И актеры умолкли. Лишь над дверями светились надписи «Выход», да еще в полу горели огоньки, похожие на яркие блестящие пуговицы и обозначавшие начало каждого ряда. Абель почти сразу почувствовал, как вокруг него темными волнами вздымается людской страх. София заплакала, и многие дети вокруг тоже плакали. «Мамочка, ты где?» — позвала София, и Абель посадил ее к себе на колени и крепко обнял. «Ш-ш-ш, — успокаивал он, беря в ладонь ее теплый затылок. — Это же ерунда, скоро все снова будет в порядке». Но девочка все плакала, и рядом послышался голос Зоэ: «Детка, я тут».
Как долго в зале царила темнота, Абель, пожалуй, не смог бы с точностью определить. Пожалуй, не более нескольких минут. И во время этого странного затемнения его больше всего поразило то, что очень многие начали яростно спорить и ссориться друг с другом, и, надо сказать, его родственники исключения не составили.
— Абель, немедленно выведи нас отсюда! — нервно приказала Илейн. — И следи за детьми.
Впрочем, многие в темноте уже пытались пробраться к проходу, светя себе мобильниками, и их руки, освещенные этим призрачным светом, казались бестелесными промельками загадочной эктоплазмы.
— Мама, перестань, — сказала Зоэ. — Именно так людей и затаптывают до смерти. Пап, ты держи Софию, а я — Джейка.
— Я хочу, чтобы мы немедленно отсюда вышли, Абель, — отчеканила его жена. — И если ты…
После многих лет брака, в течение которых они успели столько наговорить друг другу и пережить немало разных, в том числе и не самых приятных, сцен, кумулятивный эффект, безусловно, имел место, и в голове у Абеля вдруг пронеслась мысль о том, что существовавшие между ними супружеская любовь и нежность давно уже истощились, и теперь, вероятно, придется все оставшиеся дни жить без этого. Горестный вздох невольно вырвался из его уст, и Зоэ с тревогой спросила, направив на него свет своего мобильника:
— Пап, ты что? У тебя все в порядке?
— Все хорошо, детка, — быстро сказал он. — Однако нам, пожалуй, лучше подождать. Впрочем, как хочешь.
Чей-то голос со сцены громко призывал зрителей сохранять спокойствие. А вскоре зажегся свет, застигнув взбудораженных детей и взрослых в том или ином состоянии паники и смятения. Все члены семейства Блейн, правда, так и остались сидеть на своих местах, но подобным образом поступила далеко не каждая семья. Теперь же все снова уставились на сцену, ожидая возобновления спектакля, однако людей не отпускало напряжение, вызванное столь неприятным инцидентом, и когда в зале наконец снова погасли огни, раздались бурные аплодисменты, вызванные тем облегчением, которое испытывали сейчас абсолютно все.
В машине по дороге домой все подавленно молчали, и лишь когда они уже почти приехали, Абель все-таки спросил у Софии, глядя в зеркало заднего вида, получила ли она удовольствие от спектакля, несмотря на досадную неприятность.
— Что такое неприятность? — спросила малышка.
— Это когда что-то идет не так, как нужно, — ответила Зоэ. — Как, например, сегодня, когда в зале вдруг погас свет.