— Она пыталась, пока не уснула. Уже под утро, я дала ей кошачьего корня… Мама ходила по Нохе, там было пусто, только она и Цилла. Цилла сперва злилась, потом радовалась. Она залезла на крышу, на самый верх. Плясала, выхвалялась… В Багерлее она тоже прыгала по крыше и дразнилась. Она всегда дразнилась… Я не знала Зою раньше, но Цилла и папенька, они почти не поменялись. Мама даже забывает, что они выходцы.

— А вы — нет?

— Так получается. Наверное, я недостаточно их любила… — Селина сдвинула брови, явно подбирая слова. — Еще мама видела фонтан, он бил зеленым, и потом из него вылез голый человек с усами. Очень красивый, но отвратительный. Они с Циллой стали ссориться, и тогда из часовни вышел Альдо и сорвал с малышки корону, я забыла сказать, она была в королевской короне… Дальше мама помнит только Циллу. Как она тонет в этом зеленом и зовет… Маму зовет, а сперва звала короля, только он не пришел.

Госпожа Арамона видела много, но ее Ноха ничем не походила на ту, по которой метался сам Лионель. Пустота, фонтан, из которого кто-то поднялся, покойный Альдо, так и не утерявший тяги к коронам… Было ли это бредом, или женщину затягивало на тропы выходцев? В любом случае, он шел другой дорогой и видел мятеж и солдат, а не зеленые кошмары. Хотя это ли не кошмар — смотреть, как смерть тянет лапы к твоей матери, и быть не в силах защитить?

— Спасибо, сударыня. Вы мне очень помогли.

— Нет… Это вы вернули маму, без вас бы… Без…

Теперь она плакала, судорожно сжимая поводья, беззвучно и безнадежно. Осадив Грато, Савиньяк рывком пересадил девушку к себе и обнял. Будь у него младшая сестра, он обнял бы ее точно так же, но ему достались лишь братцы и война.

3

Пьетро с Джанисом объявились, когда Арлетта из последних сил читала добытые в гробу поучения. Графиню тянуло послать находку к Леворукому и растрепыхаться, но Сэц-Пуэн чуть ли не по потолку бегал, вот и приходилось отмахиваться сразу и от своих страхов, и от комендантских. Дескать, ничего с разведчиками не сделается, вернутся. Вернулись. И притащили пятерых городских стражников и отбившегося от своих кавалериста-южанина. Измазанных, голодных, ничего не соображающих…

— Сбесились, — твердил конник, по-лошадиному мотая головой, — точно сбесились… Будто и не люди. Даже не зверье… Не знаешь, как и назвать-то.

— Да уж, — подтвердил «Тень», — пропал городишко… Теперь только жечь.

— Уже жгут… — утешил бывший сержант городской стражи. — Ублюдки поганые!

Выразиться покрепче бедняге мешала хоть и переодетая, но графиня. Проводы Катарины продолжали приносить плоды, на сей раз не ядовитые.

— Что? — выдохнул Сэц-Пуэн, когда пополнение вместе с Джанисом спровадили в казармы. — Что там? Что Монсеньор?!

— Если верить пленным, из города вырвались три колонны. — Пьетро сохранял спокойствие, только каким же… нецерковным оно было! — Первой ушла Посольская палата и примкнувшие к каравану горожане. Это было днем, погромщики тогда еще опасались нападать на большие отряды. При желании мы сможем догнать господ дипломатов. Они вряд ли двигаются быстрей армейского обоза, то есть…

— Я представляю, — перебила Арлетта — а наш хозяин тем более. Итак, Глауберозе — ведь это он их ведет? — вырвался.

— Грабители не знают дипломатов по именам, но прорывом несомненно командовал военный, то есть либо дриксенец, либо алат. На закате через предместья на юго-запад пробился еще один сборный отряд. Видимо, отсеченные от главных сил военные. Эти уходили налегке, и мародеры их не тронули.

Основные события разгорелись ночью. Либо нам не повезло со свидетелями, либо таковых не осталось. Мы точно знаем, что после обеда к Старому парку стали стекаться… не впавшие в безумие горожане. Его высокопреосвященство, Проэмперадор и генерал Карваль были там же. Когда стемнело, беженцев начали выводить из города; сперва им сопутствовала удача, но у ворот Лилий началась резня, которую прекратили пожары.

Брошенных телег и повозок очень мало, так что колонна из города ушла. Наверняка ее прикрывали, наверняка многие из стоявших в заслонах погибли либо в бою, либо от огня. От ворот Лилий уцелевшие могут двигаться только на юг.

— Их можно догнать? — спросила Арлетта, почти зная ответ. — Они вышли позже и, если там горожане, идут медленней посольского обоза.

— Там мародеры, — ровным голосом напомнил Пьетро. — Люди все еще бегут из города, и бегут вслед за Проэмперадором…

— Значит, он жив?!

— Для беженцев — несомненно. Они хотят оказаться под защитой, а мародеры желают грабить. Убивать и насиловать они хотят тоже, но это дополнительный приз. Разбойники сбиваются в конные шайки по нескольку десятков человек и тянутся на юг. Нам встречаться с ними излишне.

— Сударыня, — подал голос отдышавшийся Сэц-Пуэн, — давайте… Лучше отступать на север. Мы догоним дриксенцев.

К Ро, если только он жив, ехать нельзя! Не из-за разбойников, хотя их со счетов не сбросить, — из-за Марианны. Военные вправе плакать, когда их война или хотя бы сражение окончены, не раньше.

— Хорошо, — кивнула графиня. — Хорошо в том смысле, что не стоит искушать мародеров. Мы налегке и на лошадях, так зачем нам плестись с обозом?

Внимательные светлые глаза, встревоженный черный. Они послушают, потому что один спешит к своему кардиналу, а второй жаждет обрести начальство, и желательно военное.

— Я думаю… — Думала она вчера, но немного неуверенности одинокой стареющей даме не повредит. — Думаю, лучше всего отправиться к армии одного из моих сыновей. Лионель должен быть ближе, а мародерам в той стороне делать нечего. Вы согласны?

— Да! — сверкнул глазом Сэц-Пуэн. — Да!

— Нужно узнать дорогу. — Пьетро был спокойней, но решение ему нравилось. — Помнится, отсюда в ту сторону ведут лишь проселки.

— Мэтр Шабли! — Комендант чуть не хлопал в ладоши. — Он вычертил карты всего Кольца. Видите, как удачно…

Хилый мерзавчик балуется картографией? В самом деле удачно, но, главное, она скоро увидит Ли! Вот так и понимаешь, что тебе есть, к кому бежать, на кого вывалить то, что скопилось и в голове, и на душе… Ли поймет, должен понять, или она не понимает его. То, что творится в Олларии, по зубам только старшему с Росио. Ну, может быть, еще Валмонам и Левию, если бы тот успел вернуть свой эсператизм к своему же Адриану, только мародерские души нужно не спасать, а упокаивать. По возможности картечью.

— Сударыня, с вашего разрешения… Я займусь сборами. Лучше не медлить!

— Вы меня спрашиваете? — Глаза пошире, как в молодости, когда старый, нет, еще молодой ызарг Штанцлер принимался восхищаться Рафиано и Савиньяками. — Но ведь комендант — вы. Я даже не гостья, беженка.

— Сударыня!..

Подавился чувствами, чихнул и умчался. Первым делом предупредит своего Шабли. Если их не разлучить, ментор вцепится в доброго вояку, как омела в дуб. Намертво и с презрением, тех, из кого сосут соки, всегда презирают.