– Тоже военная работа.

– Она воспринимала ее как работу на благо местного сообщества. Сообщество для нее всегда очень много значило.

У Халли очень чистые белки глаз, радужные оболочки васильковые – красивые глаза. Глаза Сида, только без очков и на женском лице.

– А вы с ними виделись в те годы хоть однажды? – спросила она.

– Всего пару раз. Салли была не очень подвижна, да и война затрудняла поездки – даже для тех, у кого не было ее проблем со здоровьем.

– Но вы переписывались?

– Конечно.

– Они были несчастны? Жаловались?

– Ни капельки. Нехватки, трудности военного времени – все это они превращали в игру. В сельскую жизнь погрузились как никогда раньше. Если бы они могли забыть про Висконсин, это было бы лучшее время в их жизни.

– Но потом вы спасли их – помогли ему устроиться в Дартмут-колледж.

– Я сделал это со страхом и трепетом. Я не был уверен, что ему надо туда идти. Это возвращало его в то состояние, в котором мы оба были в Мадисоне.

– Мама считает, что вы оказали ему колоссальную услугу. Они оба так думают.

– Надеюсь, это было к лучшему.

Шаги по ступенькам крыльца, и в двери показался Моу.

– Мне не хочется никого торопить, но если кто-нибудь не скажет слово Кларе, мы поедим не раньше трех. Может быть, я двинусь вперед, дам ей сигнал?

– Я сейчас выйду, – сказала Халли; затем обратилась ко мне: – Ну как, вы все посмотрели?

Оставалось еще кое-что.

– Можно я на минутку загляну в кабинет? Вы идите, я догоню.

Она вышла. Моу поиграл, глядя на меня, бровями и последовал за ней.

Кабинет был так же опрятен, как мастерская. На письменном столе – портативная пишущая машинка, закрытая крышкой, ровная стопка желтых блокнотов, японский стаканчик с остро наточенными карандашами. Над столом – книги. В сером свете я прочел корешки: Оксфордский универсальный словарь, тезаурус Роже, Уэбстеровский словарь синонимов, Оксфордский справочник по английской литературе, то же – по американской, словарь цитат Бартлетта, “Золотая ветвь”, десятка полтора книг о птицах, цветах, деревьях и папоротниках. Одна книга стояла на полке корешком к стене. Повернув ее, я увидел, что это словарь рифм. Я представил себе, как он, услышав шаги, торопливо засовывает словарь подальше от глаз, и устыдился за него. Немного помедлив, я поставил книгу так, как она стояла.

Поездка из Уорм-Спрингс в Кеймбридж через Мадисон – почти то же самое, что в Даллас через Сиэтл и Грин-Бей, но именно такой путь мы проделали – потому что они на этом настаивали, потому что Чарити хотела пусть ненадолго, но окружить Салли любовью и заботой после долгой мучительной терапии, потому что она хотела посмотреть на миссис Феллоуз и понять, хорошую ли я нашел помощницу, чтобы ухаживать за Салли. Она не доверяла моим суждениям в очень многих областях. И в любом случае нам надо было забрать Ланг, которую мы не видели с сентября – тысячу лет.

Дело было в марте; в новом доме еще пахло краской и штукатуркой. Во дворе под тающими сугробами в изобилии виднелся строительный мусор: обрезки балок и досок, гипсокартон, кровельное железо, куски толя. Задуманная Чарити длинная аллея с видом на дальнее озеро была прорублена через лес, по ее краям рядами были высажены юные тополя. Мы могли сидеть в слишком жарко натопленной гостиной и, глядя на эту аллею в большие окна с двойными стеклами, давать волю воображению. За загородкой в углу гостиной дремала самка золотистого ретривера с восемью щенками. Чарити была заметно беременна. Барни и Никки освоили езду по перилам лестницы и сновали друг за другом то вверх, то вниз.

Это была годовщина – ну, почти годовщина. В честь Ланг и Дэвида, которым исполнялся год, устроили общий праздник, сдвинутый на несколько дней, чтобы все были в сборе. Множество фотографий со вспышками. Множество прочувствованных разговоров о том, сколько всего произошло с того вечера на Моррисон-стрит, когда я получил письмо из издательства и весь немыслимый клубок начал разматываться. Выход своей книги я в потоке событий едва заметил. На нее появилось несколько приятных рецензий. Экземпляров продали примерно столько, сколько предсказал дядя Ричард. Ни единой из наших трудностей она не устранила.

Но по крайней мере одно было определено. Я был теперь редактором в “Финикс букс” с зарплатой почти вдвое большей, чем мне платили в Висконсине, и нас ждала квартира на Троубридж-стрит в Кеймбридже. Мы решили, что Чарити права: лучше смотреть вперед, чем назад. Отчасти, думаю, это ее суждение было продиктовано беременностью: ты должна смотреть вперед, если ты беременна. Помимо прочего, она ни в чем, ни в единой мелочи не отказалась от своих видов на университетское будущее Сида. Миссис Руссело заверила ее, что профессор Руссело очень высокого мнения о Сиде, что он считает его самым надежным из молодых преподавателей. Отзывы о нем как о педагоге были полны похвал. Он вступил во множество комитетов. Чарити глядела на эту дорогу в будущее, и картина была ясна ей так же, как незавершенная картина за окном. Вскоре весна растопит сугробы, оголит наваленный мусор и ямы, и она сможет заняться превращением всего этого в ландшафт.

Счастливый дом, радостный визит; хотя, когда мы три дня спустя уезжали, и Салли и Чарити были в слезах.

Потом пауза, которая продлилась, соображаю сейчас, больше двух лет. Обосновавшись в Кеймбридже, мы сделались малоподвижны. Я, как обычно, прирабатывал, сидел вечерами, ни о каких выходных нечего было и думать. Салли терпеливо, без жалоб продолжала терапию, работала над своими мышцами. Мы придумывали разные маленькие хитрости и приспособления, чтобы облегчить ей жизнь, но даже с миссис Феллоуз, которая оказалась женщиной по-матерински сердобольной, не подверженной болезням и не знающей усталости, мы не могли позволить себе ничего сверх простого существования.

Летом 1939 года на Баттел-Понд не выбрались. Следующим летом тоже. Чарити приехала однажды, но осталась только на день. Жилища других людей, порядки, которые не она установила, стесняли ее, и она так же не любила обременять кого-либо, как Салли.

Но к 1941 году Салли вкатила свой камень на несколько шагов в гору. Она лучше стала передвигаться на костылях. Она решила, что сможет одолевать в Вермонте лесные тропинки и шиферные ступеньки. Она не боялась, что сам вид этого места выбьет ее из колеи. И Ланг, которой исполнилось три, была уже достаточно большая, чтобы радоваться озеру и обществу младших Лангов. Когда Чарити в письме пригласила нас, а Сид своими каракулями добавил, что просто требует нашего приезда, мы согласились.

Другие наши трудности тоже уменьшились. Мне нравилась моя работа, а дяде Ричарду явно нравилось, как я ее выполнял. Напечатали мой второй роман, он более или менее прошел незамеченным, как и предрекал дядя Ричард, но опять-таки было несколько положительных рецензий. Время от времени я публиковал рассказы, три или четыре журнала брали у меня рецензии на книги. Мы вернули Лангам первые две тысячи долларов долга.