Рука.

Не сомневайся, я уже это сделал. Не так давно, когда жеребец пасся на лугу, я проезжал мимо, и он, завидев нас с кобылой, громко заржал. Тогда я спешился, и подвел к нему кобылу, и держал ее под уздцы - все время, пока он праздновал свадьбу.

Хельмут.

А что было потом?

Рука.

Потом он приблизился и стал тыкаться носом то в мою подмышку, то в шею кобылы.

Хельмут.

Ты в самом деле его очень любишь?

Рука.

Да.

Хельмут.

Тогда я больше не стану возражать, если у тебя возникнет желание на нем прокатиться.

Рука (возвращаясь к прерванному строительству).

Рад это слышать.

Анна (входит).

Ну как, паж, я во всем исполнила свой долг?

Хельмут.

Ты разве сомневаешься?

Анна.

Нет, не сомневаюсь. Я только хотела услышать это от тебя.

Хельмут.

Накормила младшего?

Анна.

Я дала грудь обоим малышам, потому что и тому из них, что постарше, такой ценный напиток не повредит.

Рука.

Какой напиток, мама?

Анна.

Ты его прекрасно знаешь.

Рука.

Молоко, мама?

Анна.

Да.

Рука.

Напиток действительно ценный: пока его пьешь, подмечаешь в тебе столько смущающе-странного.

Анна (Хельмуту).

Год за годом продолжается эта история: я кормлю грудью всех детей, и старших и младших, ни один не хочет отказаться от материнской груди. Каждый вечер они - все по очереди - забираются в мою постель.

Хельмут.

Я тоже иногда забираюсь и веду себя так, как если бы был ребенком.

Анна.

Я никогда не сердилась, что дети так меня домогаются... Они воздают мне сторицей за время, когда я раздаривала себя, хотя никто этого не просил.

Ты думаешь, что я всегда исполняла свой долг? Я неудачно выразилась - что я всегда без остатка отдавала свою любовь?

Хельмут.

Я уверен, так оно и было.

Анна.

Значит, мне не в чем себя винить, если сегодня не придет ни один мужчина, который захотел бы меня.

Хельмут.

Ты очень сильно дрожишь.

Анна.

Так, наверное, и должно быть: ведь я жду семерых мужей и нескольких юношей, которые захотят быть моими небесными возлюбленными... Стол для праздничного пиршества накрыт уже с утра, но до сих пор никто не пришел... Может, я все-таки поступила неправильно. В конце концов, в этом заключался мой долг - сказать им, что я богата.

Хельмут.

Как хорошо, что ты этого не сделала, иначе среди них нашелся бы такой, кто женился бы на тебе ради богатства.

Анна.

Среди моих возлюбленных есть и бедные люди - возможно, они испугались, что им придется кормить рожденных мною семерых сыновей.

Хельмут.

Если они позволили себе испугаться, невелика потеря. Ты сегодня говоришь неумно.

Анна.

Я готова поверить, что сегодня вдруг поглупела, ибо сама замечаю, что порой путаюсь в себе и вместе со своими мыслями забредаю в какие-то чуждые места.

Хельмут.

Как у тебя язык повернулся сказать, что дети могли отпугнуть твоих возлюбленных? Если такое возможно, радуйся, что сыновья тебя уберегли от встречи с чудовищем... А если бы все же появился мужчина, который не любит их и лишь сдерживает свою неприязнь, потому что хочет насладиться тобою... И если бы ты приняла его как супруга, я бы собственными руками убил всех мальчиков!

Анна.

Успокойся! Что ты несешь! Ничего подобного не случится. Не говори такие жестокие вещи. Все будет по-другому... Мне, может быть, просто придется снова стоять на уличном перекрестке.

Хельмут.

Этого тоже больше не будет.

Анна.

Но я должна помогать...

Хельмут.

Должна - если нет никого, кто сильнее нуждается в твоей помощи. Ты больше не будешь общаться с теми, кто направляется к шлюхам.

Анна.

Мне кажется, ты говоришь так под воздействием гнева.

Хельмут.

Нет во мне гнева, совсем нет - хотя оснований для него предостаточно... Я уверен, никто из твоих возлюбленных не придет... Все они тебе изменили... Из-за этого я мог бы воспылать гневом, но ничего подобного не случилось... Я понимаю теперь, насколько все они ниже тебя, если ничего в тебе не поняли. Не поняли - твоей нежности, того, как ты раздариваешь себя... Не поняли тебя-мать... Может, я был единственным, кто тебя любил... Но ты должна знать, что я плевать хотел на них всех, на отцов, которые ничего не вложили в своих детей, ничего. Всё в этих мальчиках - от тебя.

Анна.

Ты не должен горячиться.

Хельмут.

Как же иначе, если я хочу высказать то, о чем не могу не думать. Сегодня я наконец выскажу тебе всё, что столь долго обдумывал.

Анна.

Ты меня пугаешь, я вообще больше не понимаю твоих слов. Или ты боишься, что я собираюсь тебя прогнать, и ведешь себя так, чтобы появился повод тайно упрекать в этом себя самого? Я знаю, твоя любовь способна на такое... Но ты ведь меня унижаешь, приписывая мне мелочность.

Хельмут.

Как же неправильно мы понимаем друг друга! Впервые наши слова не устремляются друг другу навстречу. Поверь, так происходит из-за странности этого дня... Почему бы нам не проникнуться его значимостью и не позволить словам изливаться из нас свободно, будто мы и не слышим их. Мне сейчас пришло в голову, что, поступив так, я сделал бы для себя драгоценными ближайшие часы, которые - останься я таким, как всегда - были бы просто невыносимы...

Предположим, что в это мгновение мы не понимаем друг друга; значит, мы должны говорить - дольше, чем говорим обычно... И этот разговор мог бы стать очень ценным, десятикратно или даже стократно возместив все прежние недоразумения и неопределенности.

Анна.

Не понимаю тебя, мой мальчик. Ты говоришь не так, как обычно.