Проводив без особого сожаления последнюю машину с гостями, Оксана поменяла наконец тесное подвенечное платье на ярко-голубой свитер до колен и толстые пушистые брючки, скрадывавшие неровности ног и делавшие ее похожей на сытого уютного медвежонка. На свитере, связанном как будто это — платье Белоснежки, по низу были вывязаны маленькие симпатичные гномы.

Проспавшийся Денис сидел в гостиной и меланхолично наматывал на палец чей-то длинный рыжий волос.

Оксана задернула шторы и зажгла электрический подсвечник на камине. Достала из бара бутылку вина, два бокала, принесла из кухни сок и миску с крупно наколотым льдом.

— Подожди, не маячь, никак не могу… Опять сбился…

— Что, милый? — Оксана со вздохом взглянула на мужа.

— Не могу посчитать, сколько их у тебя…

— Кого?

— Да клиентов этих! Повернись задницей… Да, точно… Три и еще один, похоже, в срамном месте у тебя спрятался… Вон только голова торчит. Ты сама, что ли, это связала?

— Ага. В перерыве между подписанием контрактов. Нет, Денечка, свитер я купила в салоне на Рублевке. Между прочим, это авторская работа. Семь тысяч.

Оксана налила себе немного вина, Денису пододвинула большой стакан с соком и устроилась с ногами в большом кресле.

— Ох, тяжелая это работа замуж выходить… — улыбнулась она. — Подлить тебе капельку вина в ананасовый сок? Будет вкусный коктейль… А то с водочкой ты сегодня перестарался…

— Семь тысяч чего? — вдруг устало спросил Денис. Оксана внимательно посмотрела на мужа и, четко артикулируя, ответила:

— У. е.

— Слушай, может, помогать кому-нибудь лучше будем, чем хрень такую покупать? Ну, там, сиротам… инвалидам… учителям биологии… — Он провел ладонями по лицу и закончил едва слышно: — Детишкам… голодным…

— Помогай, — миролюбиво ответила Оксана. — Займись хоть чем-нибудь всерьез. — Она чуть отпила из бокала, поморщилась и поставила его на место. — Не будем сейчас об этом. Лучше скажи мне, родной мой, что ты чувствуешь?

— Пустоту. И вот здесь подсасывает. — Денис потер грудь, где что-то все пекло и пекло с тех пор, как он проснулся. Он потянулся за льдом и приложил большой кусок себе на сердце.

— Я думаю, это не пустота, это — легкость. — Оксана подошла к мужу и поцеловала его в лоб. — Песик мой…

— Нет. Это пустота. — Он отвел ее руки и сказал с нажимом: — Ежик. Мой.

Оксана села на место и, чуть помолчав, спокойно заговорила:

— Мы с тобой сбросили тяжесть греха. Столько лет наша связь была греховна, перед тем, кто создал нас и ведет по жизни. И теперь в легкой пустоте ты ясно ощущаешь ту невидимую нить, которая Господом установлена теперь между нами. Ты, искушаемый, как обычно, диаволом, сопротивляешься. Нить натягивается. И тебе больно. Вот и все.

Денис встал, достал из бара большую бутылку виски и низкий бокал, налил себе полстакана. Несмотря на протестующий жест жены, проглотил залпом обжигающее виски, глубоко вздохнул и бросил стакан о стенку.

— Го-рько! — проорал он в тишине дома.

Оксана мучительно помотала головой:

— Ну что ж ты меня так, Деня…

— А ты меня? Диавол, нить… На черта мне эта болтовня сумасшедшая? Ты что, совсем чокнулась? Откуда это у тебя в таком количестве поперло?

На звук разбившегося стакана из своей комнаты наверху высунулась Жанна, глянула на супругов и стала спускаться вниз.

Оксана тихо ответила мужу:

— От одиночества, наверно, Деня…

— Слышала, кричали «горько». Думаю, может, будет продолжение банкета? — весело встряла Жанна, внимательно глядя на лица друзей.

— Будет, будет, давай подваливай, — махнул рукой Денис.

— Ой, Деня, ты сегодня злой какой… Прямо не знаю, на какой кобыле к тебе подъехать.

Денис, вздохнув, ответил:

— А ты — ползком, ползком и мимо…

Жанна засмеялась, подошла к нему, обняла. Денис казался маленьким рядом с ней. Она встряхнула его, подняла и достаточно легко перебросила на диван. Ошарашенный Денис хотел что-то сказать, но так и замер в неудобной позе с открытым ртом.

— Ты меня так больше не обижай, как сегодня, — зевнула Жанна. — А то я двоих своих мужей похоронила, и тебя, как почти родного, тоже уговорю…

Оксана, которая взялась подметать узеньким каминным веником осколки, вскинула голову:

— Эй-эй, что там у вас за шутки? Жанка, наливай себе что-нибудь… полегче… А Денису — минералки. Обойдемся без опохмелок, перерастающих в следующую пьянку… Люди все интеллигентные…

Со стороны улицы, как обычно вальяжно и неторопливо, появился улыбающийся Эмиль:

— Не помешаю?

Оксана, быстро взглянув на него, отвернулась, но потом, взяв себя в руки, ответила:

— Поможешь. Как раз вовремя. Некому сказать тост.

Эмиль, казалось нимало не замечая ее сдержанного тона, продолжал так же спокойно и легко:

— Наконец придумал, что вам подарить к свадьбе. — Он показал всем грязный бесформенный кусок чего-то серого. — Тут вот надо почистить…

— Все чокнулись сегодня… — заметил Денис.

Эмиль, не обращая внимания на это замечание, объяснил:

— Это только в ваших лесах растет. Гриб такой, называется чанга.

Жанна захохотала:

— «Чанга»! — и громко запела, пританцовывая, не вставая с дивана и широко размахивая руками, как негритята в мультике. — «Чунга-чанга, весело живет!» Это чага называется! Зачем ты его приволок, чудо?

Эмиль невозмутимо улыбнулся:

— Из него можно все, что угодно, сделать. Напиток там, сувенир на память… — Он положил гриб на камин, сел к низкому столу, удобно расположившись на диване.

— Я тебя и так не забуду, солнце мое… — негромко ответила Оксана и убрала гриб с камина. — Здесь он стухнет. Спасибо. — Она оглянулась, ища, куда ей положить гриб. — Дареному коню…

— …под хвост не лезут! — закончил за нее Денис. — Друга моего единственного не трожь, женщина!

Жанна развернулась всем телом к полулежащему на диване Эмилю и чуть отодвинула его ноги.

— Слушай, а что твоя Матата не пришла?

— Мою жену зовут Манана, — терпеливо объяснил Эмиль. — Она сама не ходит, ты разве не знаешь?

Жанна посмотрела на Оксану, та пожала плечами. Жанна в некоторой оторопи пробормотала:

— Извини, Эмиль…

Тот помолчал, выбирая из деревянной миски большие бразильские орехи, и, отправив один в рот, продолжил, вроде не замечая произведенного эффекта:

— Я беру ее с собой или не беру. Я от нее должен отдыхать. Ты представь — я ее вижу перед собой днем и, — он вздохнул, — ночью уже двадцать два года. Поэтому она чаще сидит дома, у нее хватает дел.